– А я сразу решила, что ты ешь младенцев на завтрак.

Ой, что-то она расслабилась. Орвар всегда говорил: "Фрейя, прежде чем шутить, сначала убедись, что здесь тебе не накостыляют по шее за твои шуточки". В результате об ее чувстве юмора были осведомлены лишь отец и брат.

– Эээ... ааа... когда ты меня в первый раз увидел?

– На благотворительном вечере в ратуше. Ты танцевала под смешную мелодию.

Это было четыре года назад. Тогда Фрейя была неловким угловатым подростком, и только на сцене забывала о своих непропорционально длинных ногах и руках.

– Это был Чайковский. Танец феи Драже из "Щелкунчика".

– Знаю. Я потом нашел эту мелодию.

Он что, положил глаз на нее еще тогда? И знал о планах Бьерна? А может быть, он сам попросил ярла отдать ее ему?

Девушка похолодела. Прошло всего несколько дней после смерти отца, и вот она уже как ни в чем не бывало болтает с его палачом. Когда с ней это произошло? Когда он на руках отнес ее в кухню и перевязал кровоточащую руку? Или когда купил для нее эти пузырьки, что стоят теперь в ванной?

Ведь это он, Фенрир, мучил ее отца. И убил бы его, если бы ярл не захотел сделать это собственноручно. Внезапная слабость заставила ее выронить вилку. Снова кипятком разливалась в груди знакомая боль, но теперь Фрейя знала, как с ней справиться. Она нащупала на столе нож с тонким от многочисленных заточек лезвием и, не колеблясь, ткнула острием под ноготь большого пальца.

– Ты что творишь, дура!

Фенрир в одно мгновение оказался рядом - кажется, просто отбросил в сторону тяжелый табурет и перемахнул через стол. Он отобрал нож, а ее руку с силой зажал в кулаке.

– Хочу знать, больно ли это?

– Что именно?

Ее кровь уже текла по его пальцам, и Фенрир просто слизнул ее. Как собака, невольно подумала Фрейя. А затем он наклонился к ее руке и зажал зубами кончик большого пальца. Отсасывал кровь.

– Когда срывают ногти.

Лицо Фенрира окаменело. Он оторвал кусок бумажного полотенца и соорудил из него колпачок для раненого пальца.

– Это больно. Обычно, когда я дохожу до мизинца, все начинают петь, как канарейки. Но твой отец даже не застонал. Поэтому я понял, что продолжать дальше не стоит.

– А если бы продолжал?

Он пожал плечами, словно говорил о жареных колбасках:

– Ворам обычно отрезают пальцы. Один за другим. Насильникам... сама знаешь что. С предателями обходятся хуже всего.

– Мой отец не был предателем.

Фрейе захотелось швырнуть этот колпачок Фенриру в лицо. Остановила только мысль, что поступок этот выглядел бы по-детски глупым и бессмысленным.

– Не знаю. Я просто делал свою работу.

– Твоя работа мучить и убивать людей?

– Да, - он смотрел ей прямо в глаза.
– Это единственное, что я умею. Но делаю это хорошо.

– Делаешь хорошо?
– Боль сменилась злостью, и Фрейя всей душой ее приветствовала.
– Ты, стало быть, профессионал? А какими инструментами ты пользуешься? Может быть, скальпель? Щипцы? Крючки всякие?

Она была полной идиоткой, если надеялась увидеть в его глазах хоть проблеск стыда или раскаяния. Фенрир вынул откуда-то из-за спины нож с широким лезвием и положил его девушке на колени:

– Нет. Только это. И это.
– Он поднес к ее лицу растопыренную пятерню.

Фрейя расширенными глазами смотрела на его ладонь. Три грубых рубца образовывали треугольник, острием спускавшийся к запястью. От него к локтю и выше полз длинный широкий, как лента, шрам. С него что, пытались содрать кожу живьем? Она вздрогнула и отвела глаза.

Неудивительно, что он равнодушен к чужой боли, раз сам претерпел намного больше. И тут же обругала себя: стоп, дура, он твой враг. Врагов не жалеют, они не заслуживают сочувствия.

– Я сожалею, что твоему отцу не удалось умереть с оружием в руках.
– Фенрир убрал нож и вернулся к своей тарелке.
– Он достоин Валгаллы.

– Это не важно. Он все равно попадет к Одину.

– Ты уверена?
– Все же в его голосе звучало сомнение.

– Да. Дело не в оружии. Важно умереть без страха в сердце.

Эта мысль Фенриру нравилась. Успеть схватиться за рукоять ножа или пистолета зачастую было вопросом времени или везения. Преодоление страха перед лицом смерти - признак истинного мужества. Возможно, девчонка права. Вот только...

– Тогда у Одина будет меньше воинов, чем я рассчитывал, - признал он.
– Но твой отец... я не ожидал от него такой стойкости.

– Почему?
– Фрейя снова ощетинилась.

– Потому что в свое время он уступил власть над Стаей без борьбы. Кабинетный умник, тихий очкарик, изнеженный потомок Хорфагеров.