снимая сапог и выливая из него зачерпнувшуюся еще у того берега воду.

– - На ту сторону переправлялись. Бой вели.

– - Ну и как?

– - Что -- как?

– - Как же бой-то?

– - Оно бы ничего. Переправились как есть все. И высоту отбили. И вдруг

приказ -- отходить. Зачем переправлялись, не понять. Только кровь пролили...

Скоро, должно, опять пошлют туда...

– - А может быть, нужно было вести этот бой?

– - Может, и нужно, кто знает,-- быстро согласился солдат.-- Только

людей-то жалко...

Он не договорил. Снова раздались пушечные выстрелы, и опять несколько

снарядов один за другим упали неподалеку, обдав своим горячим дыханием лица

солдат. Молодой пехотинец уже лежал на дне окопа, уткнув голову в патронную

нишу.

– - Ну, веди. Эй ты, орел!
– - Сенька не совсем ласково пнул бойца в

спину.

Тот встал и, ошалело взглянув на Ванина, проворчал:

– - А куда торопишься? Думаешь, там не стреляют?

– - Я ничего не думаю. Веди к командиру роты.

– - Что ж, пошли... Только вы у него все не поместитесь, тесно там.

Наконец добрались до блиндажа командира стрелковой роты. Вход в этот

блиндаж был закрыт трофейной плащ-палаткой, сквозь которую чуть-чуть

пробивался свет. Кто-то, должно быть сам ротный, разговаривал по телефону.

Доносился хриплый, простуженный голос:

– - Сорок активных... Что?.. Уже проверил... Да, да, пришлите

побыстрей... Говорю, что еще днем все проверил!.. Хорошо...

– - Здесь можете передохнуть,-- сказал разведчикам Марченко.-- А вы,

товарищ Шахаев, пойдете со мной. Доложите о выполнении задания.-- И, не

заходя в блиндаж, лейтенант в сопровождении Шахаева пошел дальше.

Боец-проводник просунул голову под плащ-палатку.

– - Товарищ старший лейтенант! Разведчики с того берега тут.

– - Хорошо! Пусть заходят, майор Васильев уже звонил, спрашивал о них,--

раздался в ответ хриплый голос.

Отогнув плащ-палатку, разведчики один за другим пролезали сквозь

светящуюся щель. Кряхтел Пинчук, в три погибели изогнулся Аким, и только

Сенька проскочил в эту дверь без всяких затруднений.

Маленький, наскоро сооруженный и так же скоро обжитый блиндаж походил

на коробку с сардинами -- так много было в нем людей. Добрая половина бойцов

уже спала. Возле лампы, сделанной из снарядной гильзы, сидели друг против

друга двое, сложив калачиком ноги, так как вытянуть их было некуда.

– - Ну вот, товарищ Финогенов, поздравляю вас с получением

комсомольского билета. Надеюсь, оправдаете высокое доверие...

Сказавший это приветливо смотрел на бойца; солдат держал в руке новую

серую книжечку и как-то робко улыбался.

В говорившем Сенька узнал капитана Крупицына -- помощника начальника

политотдела по комсомолу. Это он, когда были тяжело ранены командир

батальона и его заместитель, взял командование на себя и овладел высотой.

Ванин познакомился с ним еще на Волге, когда Саша Крупицын вот так же, в

крохотном блиндаже, вручал и ему комсомольский билет, а потом вместе с

разведчиками ходил за "языком".

Крупицын считался самым оперативным работником политотдела. Его редко

видели в штабе дивизии. Целыми сутками пропадал он в окопах, среди солдат,

без которых, казалось, он не мог прожить и одного дня. Захватив с собой

полевую сумку, туго набитую членскими билетами, он отправлялся в полки,

пробирался прямо на передовую, в роты, и тут же, где-нибудь в траншее или

окопе, помогал комсоргам организовывать прием молодых бойцов в комсомол.

Нередко он помогал писать заявления, находил рекомендующих, а иногда и сам

рекомендовал. Заполняя членские билеты, Крупицын ставил свою заковыристую

подпись и тут же их вручал. Иногда это происходило перед самым боем, и часть

выданных им книжек на другой же день возвращалась обратно. Эти билеты были

новенькие, бережно обернутые в пергаментную бумагу, с короткой пометкой:

"Убит".

Здороваясь с Крупицыным, Сенька неожиданно сообщил:

– - А у нас погиб один... Уваров его фамилия.