– - Открывай!..

Заскрипели крючки, звякнула щеколда. Тяжелая дверь медленно, со стоном,

открылась. Перед Акимом стоял человек с длинной бородой, в белой исподней

сорочке и подштанниках. От него веяло теплым запахом постели. Должно быть,

ему очень не хотелось вылезать из-под одеяла.

– - Веди в дом!

– - Милости просим...

"Милости просим" -- откуда у него это?" Аким первый шагнул в темную

комнату. За ним вошел Володин.

– - Что вы хотели, пан полицай?..

Николай сказал это с жалкой дрожью в голосе.

– - Зажги свет.

– - Стеша, где у нас спички?.. Стеша!..

Из-за перегородки раздался сонный голос женщины:

– - За образами, Коля, возле лампадки. "За образами... Иконы, значит,

выставил..." -- подумал Аким.

Вспыхнула спичка и, помаргивая, поплыла за перегородку. Оттуда

послышался испуганный шепот: "Кто это?.. Господи, спаси, помилуй!" Затем

появился хозяин с лампой в руках. Он осторожно поставил ее на стол и лишь

теперь решился посмотреть на вошедшего.

– - Аким?
– - карие красивые глаза Николая удивленно раскрылись. И вдруг

безумная радость отразилась на его лице. Он ринулся навстречу Акиму: --

Значит, и ты того... Вот и правильно! Пусть воюют те, кому жизнь не

дорога!.. Как я рад... раздевайся... проходи сюда!.. Стеша, да это же

Аким!.. Он тоже вернулся!.. Ну, проходи же, дружище!..

Аким не шевелился.

Володин посмотрел на его лицо и опешил. Борода его затряслась. Глаза

испуганно забегали.

Однако ему не хотелось выпускать из рук слабую надежду.

– - Да проходи же, Аким!..

Аким молча подошел к столу, присел. Володин вертелся возле него. Он

приблизился к другу, хотел помочь ему раздеться. Аким холодно отстранил его

руки.

– - Так ты, Аким, какими же судьбами?..

– - Разные судьбы привели нас в родное село!

Сказав это, Аким пристально поглядел на Володина. Наступили долгие и

тягостные минуты молчания.

Аким осмотрел комнату. На столе, в овальной рамке, стоял портрет

Николая. Здоровое, улыбающееся лицо. Как не похож был на этот портрет

стоящий перед Акимом бородатый человек в подштанниках, с издерганным,

бледным, каким-то совершенно бесцветным лицом.

Взгляд Акима, холодный и тяжелый, -- куда только делась постоянная

кротость в его вечно спокойных голубых глазах, -- переходил от одного

предмета к другому.

Аким снова долго и пристально посмотрел в жалкое, болезненное лицо

Володина.

– - Почему ты...
– - голос разведчика был сейчас глухой.
– - Почему ты...

сбежал?..

Володин вздрогнул, долго молчал, не смея поднять глаза на Акима. Потом

он быстро, захлебываясь, трясясь всем телом, заговорил:

– - Не мог я!.. Понимаешь, не мог!..
– - он заметался по комнате...-- Ты

скажешь, трус!.. Да, трус, предатель... Все это так... Но я не мог больше ни

одного дня, ни одного часа там быть... Эти стоны, кровь... Меня рвало от

запаха человеческой крови!.. Помнишь, там, под Абганеровом, когда бомбой

разорвало на куски у нас в роте сразу пятерых. Я неделю не мог ничего взять

в рот. Я ненавижу фронт... войну... людей, которые убивают друг друга... И

я... бежал от войны...

– - И вот она вновь пришла прямо к тебе в дом, -- как-то удивительно

спокойно возразил ему Аким.

– - Убивать друг друга...
– - продолжал Володин, но резкий окрик Акима

остановил его.

– - Замолчи ты... гадюка!.. Хватит!.. -- в руках разведчика блеснула

вороненая сталь пистолета.

Дикий, нечеловеческий крик раздался за перегородкой, и в комнату

метнулась растрепанная Стешка.

Аким поднял пистолет перед мертвенно-бледным, изуродованным страхом

лицом Володина и вдруг -- Аким и сам не мог бы в ту минуту объяснить, отчего

это произошло, -- опустил оружие.

Спрятал пистолет в карман, повернулся и пошел к двери.

Не сказав больше ни слова, он вышел во двор. Володин, бессмысленно

моргая глазами, тоже зашагал было к двери своими надломленными ногами, но