– Ваше благородие, не откушаете ли винца? Бабы, тащите-ка драчены его благородию. Пожалуйте, ваше благородие, выкушайте!

Сердце не камень, ведь и он человек. Выпивает, закусывает, смягчается. Вот развеселился, подтягивает песни, подмигивает бабенкам, подплясывает и веселый, с венком на кепке, идет топить "май". Не человек он разве? Неужели же ему не повеселится на Троицу? Так-то по-хорошему лучше...

И чего бы, кажется, жалеть берёзок? Мы и без того кругом заросли берёзками. Ни полей, ни лугов, всё только берёзовые заросли. Ни хлеба, ни травы, ни скота, все лоза да берёзки, берёзки да лоза. А далеко ли уедешь на одной берёзовой каше-то? После "Положения" запущено более половины господских полей, которые сплошь заросли березняком и лозой. Пустоши тоже всюду заросли. Всюду лесная поросль одолевает нас. Теперь только то хозяйство у нас и можно считать хозяйством, в котором расчищают от зарослей старые запущенные поля и пустоши. Мужик ли купит земельку, барин ли возьмётся за хозяйство - первое дело, чисти, корчуй, руби лесную поросль, жги ляда, разделывай под лён, хлеб, на луга. Только и хлеба, что с этих новин. Слава богу, что хоть это не запрещают. В восемь лет хозяйства я выкорчевал 80 десятин березовых зарослей и разделал на поля и пастбища. Да и теперь, как только пришла весна, так и пошли чистить пустоши, рубить и корчевать поросль, и конца этой чистке нет: в одном месте вычистил, а на другом, смотришь, новая поросль так и прёт из земли".

Или другая сценка:

"Жаркий июньский день. Гонит пастух стадо. Одиннадцатый час, жарко, пора и отдохнуть. Сосновая роща. Остановили стадо, коровы легли и смирно жуют, только бык угрюмо стоит, точно сторожит своих невест. Пастух присел под сосенку и закурил трубочку.

Вдруг...

– Ты что это делаешь? Не знаешь, что в хвойном лесу запрещается курить табак в сухое время?

– Да я, ваше благородие, не табак, а махорочку, - думает отшутиться пастух.

– Махорочку! Разговаривать ещё! Вот я тебя!

Лайка и Босоножка, видя, что их хозяина ругают, с лаем бросаются ратовать. Бык, опасаясь, чтобы чужой человек не увёл одну из его коров, грозится, мычит, сопит, роет землю.

– Вусь! Вусь!
– натравливает собак один из подпасков.

– Утекай, утекай!
– кричит пастух, видя, что бык свирепеет.
– Утекай, убьет.

Начальник скрывается.

– Ишь ты, испугался быка-то, - говорит пастух, почесываясь.
– Одначе, нынче строго стало. О-го-го-го!..
– подымает он стадо, вновь закуривая трубку".

И так на каждом шагу:

И во всё-то он, начальник, вмешиваться может, потому - под всё закон подведён. Ты и не думаешь, и не гадаешь, ан смотришь, не по закону. Никогда ты не можешь знать, прав ты или нет. Ну, и боится человек.

" - Ты для чего это березки рубишь?

– На мётлы, батюшка, на метлы к овину.

– Ну, руби себе, руби.

– Спаси тебя бог, родименький, спасибо!

Одумался:

– Постой. Зачем теперь мётлы, хлеб ещё не поспел?

– Гатуем наперед, батюшка, наперед гатуем".

И всюду так, всюду ему нужно нос всунуть...

"У помещика "он" тих, приезжает трезвый, с утра просит починить дорогу, при этом извиняется, оправдывается тем, что и на него начальство налегает... На деревне же он лют, ругается - за версту слышно, ногами топочет, к морде лезет.

Нужно видеть, какой переполох, когда он, раздражённый, влетит неожиданно в избу, дети с перепугу плачут, забившись в угол, мужик стоит оторопелый, а он орёт, топочет.
– Как ты смел! Как ты смел!.. бац! мало кулаком - шашкой, разумеется, в ножнах. Я как-то рассказывал про такую сцену одному высшему начальнику. "Неужели шашкой?" - спросил он.
– "Да, шашкой!" - "Обнаженной?" - "Нет".
– Начальник успокоился...

Так всё скачками и идёт. Понятно, что где же высшему начальнику, например, господину становому приставу, все помнить и знать? Он должен быть и архитектор, и химик, и врач, и инженер, и зоолог, и политик, и историк. Едет он и видит, что малец на дереве сидит и гнездо птичье разоряет. Это запрещено, но при сем есть исключение: гнезда хищных птиц разорять дозволяется. Вопрос: чье же он гнездо разоряет, воронье или голубиное, воробьиное или трясогузкино. Где же начальнику всех птиц знать, у которой птицы какое гнездо, какие яйца...

А что, например, щука, хищный ли зверь? Мне недавно один охотник, господский стрелок, рассказывал следующий случай. Весною, когда щуки трутся, они всплывают к поверхности воды на мелкие места. В это время их стреляют из ружей. Охотник стрелял щук в господском прудке, как вдруг наехал "начальник" и придрался. "Весною, во время вывода молодёжи, запрещено стрелять", говорит. Охотник возражал, что щуки разведены барином, собственные, господские, что этак весной, пожалуй, телят нельзя будет резать. Услыхав этот рассказ, я стал в тупик. Знаю, что хищных зверей дозволяется бить, знаю, что щука рыба хищная, но не знаю, распространяется ли закон об охранении весною животных на рыб. Неводами, знаю, что и весною ловить не запрещается, но стрелять?

Здесь дело коснулось охотника, служащего у богатого барина, имеющего значение. Охотник, человек опытный, видавший виды, понимающий, у кого он служит, и потому дело окончилось препирательствами. Ну, а попадись мужик - штраф, и рыбу отберут.

Высшему начальнику, например, становому, нужно ужасно много знать. И гнеда всякие знай, и яйца у каждой птицы знай, и социалиста умей отличить, и просто опасного человека узнай..."

Мужикам было трудно, а евреям ещё труднее:

"Допекают мужиков, а уж как евреев доняли, так удивительно даже, как это евреи живут. Всегда еврей должен бояться, всегда можно к нему придраться, всегда можно его обидеть, сорвать с него, да и он сам знает, что без этого нельзя - бери только свое "полозоное". И это положенное как-то тотчас у них, евреев, определяется само собою. Явился новый род начальников, явилось для них и "полозоное".