У нас евреям прежде вовсе не дозволялось жить, теперь дозволяется жить только ремесленникам. Между тем, есть евреи, которых отцы тут жили, которые сами тут родились и народили кучу детей. Разумеется, теперь это всё красильщики, дистилляторы и т. п. Жить ремеслом в деревне, конечно, невозможно, да это и не в натуре еврея, а потому живущие здесь евреи содержат мельницы, кабаки, занимаются торговлей и разными делами. Всё это запрещено, но всё так или иначе обходится. Помещикам евреи выгодны, потому что платят хорошо и на всякое дело способны. Преимущественно евреи ютятся около богатых, имеющих значение помещиков, в особенности, около винокуренных заводчиков. Как бы там законно ни было всё оформлено, но придраться начальнику всё-таки можно, и еврей это должен чувствовать и чувствует. Наконец, если сам еврей живет законно и у него все "билеты" в порядке, так опять-таки может оказаться, что у него незаконно проживает какой-нибудь родственник, какой-нибудь учитель для детей или просто наехали разные незаконные евреи к какому-нибудь празднику, свадьбе, шабашу. Евреев преследуют не постоянно, а как-то годами. Иногда их совсем не трогают и, отдавая свое "полозоное", евреи живут спокойно. Нет приказа свыше, а без особого приказа на каждый раз никакие правила, распоряжения, постановления, вообще всё, что у нас называется законом, не исполняются и не требуются. Потому-то только и можно жить, ибо "если всё по законам жить, то и самому господину становому приставу жить будет не можно", говорил один мой знакомый еврей. Иногда евреи подолгу живут спокойно без всяких ремесленных свидетельств - и ничего. В такие мирные времена в подходящих местах, близ строящейся дороги, близ винокуренных заводов, больших лесных заготовок, вообще, где предприимчивый умственный еврейский человек может орудовать и наживать деньгу, евреев распложается множество. В то время, когда я приехал в деревню, у нас был для евреев именно такой мирный период, когда их не гнали и не преследовали, к тому же перед тем строилась железная дорога и гешефту всякого было много; будки строить, шпалы резать, камень добывать, хлеб для рабочих доставлять, о водке и говорить нечего. Конечно, и бревно мужик режет, и камень мужик дробит, и водку мужик пьёт, но без умственных евреев ничего этого он делать не может. В это время евреев здесь было множество, чуть не на всех, даже самых маленьких, мельницах евреи сидели, кабаки содержали и всякими гешефтами занимались, совсем мещан отбили, потому что куда же какому-нибудь мещанину против еврея.

Вдруг началось гонение на евреев. Не дозволяют жить тем, которые не имеют ремесленных свидетельств, а таковых ни у одного нет. Ну евреи отмалчиваются, отсиживаются. Не помогает. Гонят, приказ за приказом, сотскому: выпроводить из уезда! Напоят сотского раз, напоят другой, сунут что-нибудь... опять приказ за приказом! Полетели евреи свидетельства добывать и "своих старших" просить, чтобы помогли, похлопотали. Иные добыли, другие нет, а тем временем, пока "свои" выхлопотали, всё идут приказы да приказы. Ничего не поделаешь, начались выпроваживания евреев из уезда в уезд. Нельзя на месте оставаться, нанимает еврей подводы, забирает весь свой скарб, пуховики, скот, кур, еврейку, детей, переезжает в соседний уезд, поселяется там и живет, пока не погонят и оттуда. Тогда он, смотря по обстоятельствам, едет или в третий уезд, или возвращается в прежний. Разумеется, такие перекочевывания не могли быть продолжительны. Поубавилось евреев, но оставшиеся жили довольно спокойно, а помаленьку стали и опять появляться новые.

Но вот наступили новые начальники. Эти скоро узнали, где раки зимуют, житья не стало евреям: никакое "полозоное" не удовлетворяет.

Однажды, обходя поля, я встретил еврейку, торгующую разным молочным товаром.

– Барин, а барин, куда тут дорога ближе в город проехать, - остановила она меня. Я указал дорогу.

– А чи есть тут по дороге господа?

– Да вот сейчас за леском начальник живет, он из "благородных", семейством живет, может, и купят что!

– Начальник! Ах, миленький барин, нет ли другой дороги, не можно ли как начальника объехать?

– Можно. Да разве у тебя что не в порядке?

– Нет, всё в порядке.

– Так чего же ты боишься, он - ничего.

– Миленький барин, долго ли бедную еврейку обидеть!

Разумеется, я указал еврейке другую дорогу. И вот разнесся как-то слух, что их уничтожают. Заехал ко мне знакомый еврей, который контрабандой родился здесь ещё в то время, когда евреям не дозволялось у нас жить, контрабандой же вырос и контрабандой сам наплодил детей. Я сейчас догадался, что еврей, проезжая мимо, не утерпел, чтобы поделиться свеженькой новостью.

– Уництозают! Уництозают!

– Ну, и слава Богу, - перекрестился я.

Еврей по ошибке тоже чуть не перекрестился.

– А все наси выхлопотали, - похвастался еврей.
– Потому, всего им мало. Ну, возьми своё "полозоное", и то и денег, и муки, и круп, и петуха. Разве так мозно?

Потом оказалось, что вовсе не уничтожают, а еще, говорят, он будет и подати собирать, и за правильной продажей вина смотреть. Отлично. Чего доброго, налетит, увидит, что пунш, сидя на балконе, попиваешь: "Зачем, - скажет, - водою разбавляете? Отчего не пьете как есть за печатью? Штраф!" Ведь и водку полагается пить непременно узаконенной крепости и не менее определенного количества. Зимою как-то был я в городе, зашёл после театра в ресторан и спросил рюмку коньяку.

– Рюмку коньяку нельзя-с.

– Разве у вас нет коньяку?

– Есть-с. Только рюмочкой пить нельзя-с.

– А как же?

– Извольте шкалик взять, за печатью-с.

– Мне маленькую рюмочку. Кто же коньяк шкаликами пьет?

– Нельзя-с, не дозволено.

– Так целый шкалик и выпить нужно?

– Целый-с.

И выдумают же эти акцизные - всех превзошли. Выдумали, например, заводы "тормозить". Слышу, рассказывает акцизный, что такому-то заводчику открытие завода "тормозят". Я и не понял сначала, а это вот, видите ли, что: если чиновники подозревают какого-нибудь заводчика, что он делает отвод спирта, и не могут его изловить, так "тормозят" ему открытие завода, то есть делают разные придирки, чтобы тот вовсе отказывался от винокурения. Отлично".

Чиновники от земства были поделикатнее. Во-первых, более образованные, во-вторых, не имели властных полномочий. Но порой от них народ страдал больше, чем от чиновников с полномочиями:

"Проявилась чума. Такой страх эта чума нагнала, что барыни наши бежать хотели. Однако ж не бежали. Мужей, которые при "местах", покинуть пожалели, но боялись. Все-таки страшно...

Хочется нам и икорки, и осетринки -- тут же и масленица подошла, - и хочется, и страшно, вдруг в этой самой икре чума сидит?

Пришел об чуме приказ. Не пущать чуму. Установили противочумное начальство. В одном из наших уездных земств предлагали назначить, с содержанием от земства, двух урядников, исключительною обязанностью которых должно быть - "не допущать заразы" в пределы уезда. Обратились и к врачам, в том же земстве врачи единогласно высказались за необходимость строгого осмотра паспортов у всех вновь прибывающих лиц. И врачи ничего другого выдумать не могли. Урядники и паспорты, паспорты и урядники.

– Не пущать!