— Тогда собирайся, поедем прямо сейчас. Помнишь мою машину? — мне очень захотелось закатить глаза на этот вопрос, но я сдержалась. — Подожди меня в ней, если придешь раньше.

Как будто я могла уехать без него.

— А комендант? Он в курсе?

— В курсе, все нужные документы уже у него на столе.

Я кивнула и побежала переодеваться. Мне понадобилось немного времени — всего лишь сменить ученическое платье на то, которое служило нам повседневной формой, надеть куртку и повязать платок. Зима была на редкость холодной, но шапки у меня не было и приходилось довольствоваться этим. Зашнуровав ботинки, я быстро спустилась по лестнице и села в его машину, теперь стоявшую у самого крыльца. Он уже сидел на переднем сиденье и, взглянув на меня, улыбнулся.

— Готова? — я кивнула. Ханс что-то сказал водителю, и мы двинулись подальше от лагеря.

— А если я бы не согласилась? — задала я вопрос, все это время мучивший меня. — Что бы было с документами?

— А ты бы не согласилась? — спросил он с заметной издевкой в голосе. Щеки обожгло румянцем, и всю оставшуюся дорогу я молчала, глядя в окно. Он тоже ничего не говорил, только, бросая на меня быстрые взгляды, посмеивался, видя мой обиженный вид. Я не обращала на это внимания, занятая мыслями о том, что меня ждет.

Я не знала, зачем я еду к нему. Я никогда не знала всего наверняка, если дело касалось Ханса, и тот раз — еще в самом начале нашего знакомства, подумать только! — не был исключением. Я гадала, что я буду должна ему за это чудесное спасение от злых взглядов коменданта и его непременных срывов на оставшихся ребятах. Гадала, что же я буду должна вообще за все, что он уже успел для меня сделать за те недолгие три месяца, что мы знакомы. В голову лезло только самое плохое — то самое, о чем шептались работницы за моей спиной, то самое, о чем я боялась подумать. Я не хотела этого. Ханс был красивым мужчиной, и с этим было трудно поспорить, но я не хотела, чтобы его руки касались меня, чтобы он трогал меня там. Только представив это, я почувствовала, как по спине бежит неприятный холодок.

Я поспешила отогнать плохие мысли, принявшись рассматривать пейзаж за окном. Ехать нам было недолго, и я знала, что мы вот-вот приедем, — уже видела очертания знакомых домов. Но чем ближе мы подъезжали, тем больше я нервничала и хотела обратно. Мне не нравились эти метания, меня раздражало то, что я не могу определиться своем отношении к Хансу и не могу сказать ему четкое «нет», если уж действительно так сильно не хотела его видеть. Я боялась того, что он может мне сделать в случае отказа, но и в случае согласия все было не так явно.

Я устала бояться, но понятия не имела, как же мне перестать.

Когда мы наконец добрались до его дома, он вышел из машины, открыл дверь с моей стороны и подал мне руку, помогая выбраться наружу. Он делал так всегда — вел себя как истинный джентльмен, и это располагало к себе, притягивало, заставляло относиться к нему по крайней мере с симпатией. Я не могла ничего с собой поделать: щеки краснели вне зависимости от моей воли.

Я вышла, держа его за руку, и он громко хлопнул дверцей.

— Я тебя не съем, — неожиданно произнес он. Я вздрогнула. — У тебя на лице весь твой страх написан. Мне даже, право, неловко, будто я тебя похитил.

Я покраснела еще сильнее. Каждая его фраза смущала меня все больше, хотя я думала, что хуже уже некуда.

— Нет, просто… — попыталась оправдаться я. Он взглянул на меня с интересом. — Просто я не знаю, как себя вести. С тобой. Я никогда не оставалась у тебя так долго. И, знаешь, все эти слухи…

Он перебил мою сбивчивую речь:

— А ты из тех, кто верит слухам?

— Я из тех, кто любит определенность.

— Это хорошая черта, — согласился он. — Тогда могу сказать, что я определенно не буду делать того, что тебе не понравится. Я не собираюсь тебя насиловать, если ты об этом.

От того, как явно и безбоязненно он произнес это слово, озвучил мой самый главный страх, я почувствовала, как румянец стыда переполз на шею. Рядом с Хансом я чувствовала себя маленькой девочкой — хотя мне было уже пятнадцать и я была достаточно взрослой.

— Давай не будем о грустном, — между тем продолжил он, ведя меня в квартиру. — Я не успел ничего приготовить к нашему приезду. Все-таки я не знал, согласишься ли ты разбавить мой холостяцкий праздничный вечер своей приятной компанией. Поможешь мне с ужином?

— Сегодня ведь еще не праздник, — вымолвила я, стараясь отогнать то внезапное тепло, которое разлилось внутри после его слов о том, что у меня был выбор. В это хотелось верить, это казалось таким откровением, таким невероятным уровнем доверия, что я с трудом верила самой себе — не показалось ли мне? Не стало ли это предметом моего воображения?