Барон фон Оффенбах сидел за столом, откинувшись на спинку глубокого кресла и изучая посетителя задумчивым взглядом.

Мадельгеру было нечего терять: разноглазый пододвинул к себе стоящий у стены стул и уселся на него, не дожидаясь приглашения. Барон удивленно заломил бровь:

– А что, основам этикета в Храмовой школе не учили?

– Простите, Ваша Милость, - насмешливо фыркнул наемник.
– Я всегда был очень плохим учеником, - в голосе не прозвучало ни нотки раскаяния.

– Жаль, - безмятежно откликнулся его собеседник.
– Значит, надо было продолжить обучение, а не сбегать отттуда в шестнадцать лет. Глядишь, годам к двадцати вы могли бы изучить азы.

Это он сказал совершенно зря. С наемника мгновенно слетела бережно удерживаемая маска благодушия:

– Мне хватило одиннадцати лет!
– окрысился мужчина.
– Наследства меня лишили еще тогда! А что бы было, задержись я еще на четыре года? Совершили бы надо мной гражданскую казнь? Или может, просто повесили бы на главной площади?!

Барон только вздохнул:

– Вы путаете причину и следствие. Или, может, вы не помните нашего последнего разговора?

Но чем спокойней говорил хозяин кабинета, тем сильней распалялся его сын:

– Я все помню! Я прекрасно помню, как вы мне сказали, что если я не останусь в школе, вы лишите меня наследства! Что вы и сделали!

За грудиной вновь начал сгущаться огненный комок, но Мадельгеру было уже на это плевать.

Барон тонко улыбнулся:

– А кто вам сказал, что вы лишены?

В кабинете ледяного мага не было, но на Мадельгера словно ведро воды вылили. Мужчина замер, пораженно уставившись на отца, и сдавленно прохрипел:

– В смысле?

Тот вздохнул:

– Давайте, пойдем по порядку...
– выдвинул ящик стола, достал оттуда лист бумаги, заполненный мелким убористым почерком - на пальце матово блеснуло прекрасно знакомое Мадельгеру кольцо.
– Храмовая школа существует уже около пятиста лет. У обучения, которое она дает, есть конечно множество недостатков...

– Например, в итоге необходимо стать монахом!
– не удержался от подколки разноглазый.

Мужчина пожал плечами:

– Не обязательно. Достаточно просто научиться контролировать свой дар... Как например, это сделал ваш отец... И дед... И прадед... И еще много поколений, восходящих к Олафу -изгнаннику...

– Контролировать дар?!
– Мадельгеру показалось, что он проваливается в какой-то дурацкий бессмысленный сон. Пусть он сам такими же словами когда-то объяснял Сьеру зачем его отдали в храмовую школу, но тогда это была просто дань уважению, короткое объяснение, позволяющее не выносить скандал на люди... А сейчас Оффенбах вдруг вновь слышал это от отца...

Вместо ответа барон задумчиво скользнул пальцами по вытащенному листу, а затем протянул документ сыну. Ландскнехт бросил короткий взгляд на бумагу, не понимая, зачем ему ее дают... и почувствовал, как сердце сбилось с ритма.

Там, где листа коснулись пальцы барона, расползалось огромное пятно плесени. С каждым мигом оно росло, увеличиваясь в размерах, занимая весь лист, расцвечивая бумагу в немыслимые оттенки... Через несколько мгновений в руках у мужчины остался невнятная заскорузлая страница, на которой уже нельзя было разобрать ни строчки.

– Контролировать, - флегматично согласился барон и, прежде чем сын успел промолвить хоть слово, продолжил: - Правда, некоторые малолетние идиоты этого не понимают и выдвигают ультиматумы, что сбегут из школы... А потом и вовсе сбегают из нее...

Лучше бы он этого не говорил:

– Может, - взвился Мадельгер, - это происходит потому, что в ответ на невинную просьбу забрать домой, звучит "Или ты остаешься, или я лишу тебя наследства"?! Кто первым поставил ультиматум?

– А кто сбежал? Насколько я помню, до "невинной просьбы", - в голосе барона проскользнули нотки иронии, - было было три попытки побега. В двеннадцать лет, в триннадцать и в четырнадцать.

– Как бы то ни было, - горько обронил ландскнехт, - угрозу вы свою выполнили, наследства меня лишили и разговаривать нам больше не о чем.

Его собеседник задумчиво заломил бровь:

– С чего вы это взяли?

Мадельгер бросил на него непонимающий взгляд, и барон снизошел до расшифровки вопроса:

– С чего вы решили, что лишены наследства?

– Я слышал это собственными ушами!
– взвился ландскнехт.
– Об этом месяц кричали на всех площадях!

Барон встретился взглядом с сыном, и Мадельгер только сейчас разглядел, что у мужчины разные глаза: один - голубой, второй - зеленый...

– Порой на площадях можно услышать такое...

В наступившей тишине ландскнехт отчетливо слышал биение собственного сердца...

– Хотите сказать, - не выдержал мужчина.
– Вы и об Ордене ничего не знаете?!
– ландскнехт вспомнил слова секретаря.

– Каком Ордене?
– удивленно нахмурился барон. Ответа так и не дождался, пододвинулся к столу и вздохнул:

– Ладно, перейдем к делу... Я даю вам ровно год...

Наемник вздрогнул, не понимающе уставившись на отца, а тот продолжил: