– Брешишь, - не поверил ему товарищ.
– Как можно взять и на раз отрезать ногу? Там же кости. Я как-то видал, по молодости лет, в меде учился, да потом и бросил, не срослось - точно тебе говорю, просто так ногу не отрежешь. Там и пила нужна, и еще много чего. А чтоб человек по доброй воле дал себе ногу отпиливать - такого точно не бывает.

– Не знаю, - Никите показалось, что он видит, как Семен пожимает плечами.
– Наше дело маленькое - начальство приказало проверить, вот и проверяем.

– Ох, ничего себе хата, - громкоголосый прошелся по дому.
– Глянь-ка, и хрустали, и шкафы, и сервизы. А люстры-то, люстры какие, ух, загляденье!

– Блииин, - второй милиционер явно помрачнел.
– Слышь чего, Боря, пойдем отсюда. Это Скворцовых дом, нечего тут делать.

– Каких Скворцовых?

– Тех самых, - Семен многозначительно показал в потолок.
– Вон и фотка стоит их папаши. Потом не отмоемся.

– А чего не закрыто-то у них?
– Борис обиженно засопел. Он не хотел выходить на заиндевевшую от холода улицу.

– Значит, надо закрыть. Забыли, может, или отъехали куда. Пошли, тебе говорю. А то сами словим - мама не горюй.

Никита слушал, затаясь, как милиционеры покидают его дом, как бережно закрывает Семен двери снаружи, как, ширкнув покрышками, уезжает милицейская машина. Для верности выждал еще минут пятнадцать - и когда руки совсем окоченели от холода погреба, с трудом поднял крышку и выбрался наружу.

Осторожно выглянул за шторку. Там царила неприглядная тьма, рассеиваемая отчаявшимися лучами желтых фонарей. Было тихо - в соседском доме уже погас свет.

Обернулся - и чуть не подскочил. За столом сидел юноша в выбеленном брючном костюме и вежливо улыбался. Льняные кудри, аккуратно расчесанные на пробор, опрятным волнами ниспадали по бокам узкого, но строго лица.

– А я-то думал, когда ты оттуда выберешься, - гость пододвинул Никите кружку горячего ароматного напитка.
– Присаживайся - ты ведь чаю попить хотел?

– Ты... вы... кто?
– сбиваясь в словах, еле выговорил тот.
– И как сюда попали?

– Не волнуйся ты так, - чужак откинулся на спинку стула.
– Я не из тех, о ком ты сейчас подумал. Но помощь моя тебе точно понадобится - вернее, ты ею уже воспользовался. Те, кто приходил, не заметили ни капель на раковине, ни сухой заварки, насыпанной в кружку, ни затоптанного твоими башмаками пола, ни криво сдвинутой крышки подполья. Как думаешь, отчего бы это? Да садись ты уже, садись. Угощайся.

Никита несмело присел на краешек стула, напротив гостя, предлагающего чай хозяину в его же собственном доме. Кто он такой? Явно важная шишка. Немного похож на иностранца - ишь, как вырядился, одежда, похоже, вся из-за бугра, но говорит на русском чисто, без акцента. Но с чего иностранец взялся помогать убийце? А тот продолжал разглагольствовать:

– Ты ведь не глуп, и уже пришел к мысли, что надо делать ноги.

С этим трудно спорить. Никита согласно кивнул, грея озябшие пальцы об нагревшуюся кружку.

– Я тебя выручу и здесь.
– Иерем недовольно покосился на загипсованную руку.
– Но для начала сними уже гипс, выглядит больно примечательно.

Парень чуть не подавился чаем.

– Так я ж руку сломал, - вытаращил он глаза.
– Как я без гипса ходить-то буду?

– Вот дурачьё, - юношу перекосило.
– Снимай, тебе говорят. До тебя что, ничего так и не дошло?

Только сейчас Никита понял, что держит посуду загипсованной рукой, и не чувствует никакой боли - а пальцы шевелятся ловко и быстро. Он испугался, но вида не подал.

– Чем я гипс дома сниму?
– нарочито удивился.
– Это молоток надо - а шуметь начну, соседи услышат.

Иерем покачал головой и выразительно посмотрел на походный рюкзак, куда бывший студент уже убрал серп. В животе у Скворцова похолодело.