– Постой, - перебил его правитель, морщась от беспрерывного потока слов.
– Какой найденный лекарь? Где наш дворцовый целитель? Что значит «этот город»?

Тарт сразу сник.

– Видишь ли, - зашел архонт издалека, - мне кажется, ты еще не совсем готов к таким новостям...

– К чему я готов, решать только мне, - ответил резко Эвмел.
– Будь добр, расскажи, что случилось. Последнее, что я помню, это церемония.

Тартес помрачнел.

– Когда я связал наши венцы лентой, снаружи послышался странный гул. Гудение. Оно словно доносилось из-под земли... Мне даже показалось, что святилище задрожало от этого звука. Ты сказал что-то вроде: «не выходите отсюда» и закрыл глаза. Мне показалось, что ты умираешь.

Эвмел уставился на брата, не веря своим ушам. Тарт продолжал:

– Я предложил сходить за лекарем, но ты не отвечал. Тогда я сказал Эврифее, чтобы она присмотрела за тобой, пока я позову на помощь.

– И...
– поторопил его атлант.

– И вдруг случилось нечто очень странное. Словно... я не знаю, как это сказать. Потолок... он открылся. Распался на несколько частей. И мы увидели небо. Оно было... одним словом, там, снаружи, была ночь. Ночь, понимаешь? А ведь мы заходили ровно в полдень! Как такое возможно!
– Тартес, взволнованный, огромными шагами ходил взад-вперед, насколько позволяло пространство.
– Темное небо и много-много звезд.

Эвмел молча слушал, чувствуя, как его собственное сердце бьется все медленнее и медленнее, словно отказываясь верить в происходящее.

– Потом стены засверкали. Стало очень холодно и свет... свет лился отовсюду, несмотря на то, что была ночь. Из алтаря вырвался целый столп этого света. Он тоже был странный. Как будто бы сотканный из множества маленьких радуг.
– Тартес на секунду замолк, предаваясь воспоминаниям.

Свет.

Из алтаря.

Там, где лежал ларец с Оресом.

Эвмелу показалось, что кровь перестала течь по жилам. Живот неприятно свело.

– Потом все вспыхнуло и исчезло. Мы очнулись уже здесь, на берегу моря.

– Мы?
– прервал его владетель.

– Ты, я, Эврифея. Правда, ты был практически полумертв. Я продолжу?
– архонт вопросительно поднял брови.

– Конечно, - владыка кивнул, думая о своем.

– Так вот... Мы очнулись на берегу. Я пошел в город, оставив Эврифею с тобой. Местные говорили на языке, очень похожем на афинянский. Надо было срочно найти лекаря для тебя, но, сколько я не говорил, что владыка в опасности, прохожие только смеялись надо мной, а один и вовсе пригрозил вызвать стражу. Убедившись, что мы далеко за пределами Атлантиды, и на бескорыстие людей рассчитывать нечего, я вернулся на берег. Там мы собрали жемчуг с платья Эврифеи. На него нам удалось снять это скромное жилище и оплатить лекаря. Однако лекарь оказался полным глупцом, и, когда Эврифея увидела, что он вытворяет с раной, она выгнала его и занялась тобой сама. Её отец настаивал на обучении дочерей целительскому искусству с ранних лет, что оказалось весьма кстати.

«Забавно, - подумал Эвмел, - выходит, я обязан своей жизнью Халару».

– Есть ли возможность отправить гонцов или птицу в Атлантиду?
– спросил вслух, уже догадываясь об ответе. Если все, что рассказывал Тартес, правда, то великого царства больше не существует. Предупреждение древних сбылось - и повинен в этом он, Эвмел, собственными руками уничтоживший род атлантов.

– Я спрашивал, - замялся Тарт, - но о таком никто здесь даже и не слышал.

– То есть не слышал?
– не понял брата Эвмел.

– Дело в том... Дело в том, что сейчас, как сказал мне хозяин этого жилища, третий год сто девяносто третьих Олимпийских игр*.

– Погоди, Тартес. Ты, случаем, сам не заболел? Какие игры? Какой третий год?

– Эвмел... Мы в Афинах.

– В Афинах?
– Бежать. Немедленно. Чувство тревоги и ненависти к старому врагу вспыхнули с новой силой и зажгли застывшую было кровь владыки.