А ещё когда мальцам было лет по десять, приезжал на денек у дяревню тот старшина, что нашел Андрея, и в честь кого сына и назвала мама Полюшка. Усохший, с палочкой, но все такой же боевой, он долго держал обоих Гончаровых на коленях и шумно радовался:

– Ай, да крестники у меня подросли, ай, да молодцы!

Мальчишки потом долго переписывались с ним, да вот, старые раны не дали ему долгой жизни.

А Гриня загрустил при разговоре про своих:

– От ребяты, ежли нас не станеть, вы, энто, як следует их встретитя, они усе такия замечательныя, эх, увидеться бы,а потом можно и помирать...

– Дядь Гринь, ты лет сто, точно, будешь суетиться, - засмеялся Сергей, - твой дедуня по случайности погиб, а ты чистый он!

– Да уж, понясло старого не туда!
– вздохнул Гринька.
– Это усе от любопытства неуемнага. Я поспокойнея буду!

Никодим Крутов заявился в деревню посля победы, в конце июня, когда уже пришли Сафрон Лисов, Иван Дендеберя с другого конца деревни, ждали вот-вот Родиона и Панаса.

Никто из галдящих ребятишек и не обратил внимания на невысокого старика в солдатской форме, идущего по улице - вся страна так одета.

Василь дотяпывал картошку, когда во дворе кто-то зашуршал, слышно было, как кто-то ходил по двору, чем-то брякал, потом полез в сарай.

Василь, взяв наизготовку тяпку, тихонько пошел во двор и увидел, как какой-то мелкий мужичок, бурча под нос, лезет в сарай...

– Ты хто таков?
– закричал Василь громким голосом. Мужичок вздрогнул, выронил какую-то железку из рук.
– А положь чаго взял!!-

Мужичонка повернулся и неверяще уставился на унука, который уже перерос своего деда. Оба замерли, вглядываясь друг в друга, потом Василь рванулся к своему деду.

– Дед, дед, - обхватив Никодима, бормотал Василь, - дед, ты живой? Дед?

– Чаго мне сделается? Василь, якой ты агромный стал? Где все - Гриня, матка? Чаго у сарае непорядок??

А Василя как заклинило:

– Дед? Деда?

Шустрая Гланька Лисова уже мчалась у поле, сообшчить, что Василь обнимает якогось маленького мужичка, и приговаривает:

– Дед!

И сорвался домой Гринька - одинаковые Крутовы долго стояли обнявшись:

– От дожил я, увидал своих.

– Дед, ты воевал?
– уважительно посмотрел внук на его три медали.

– А як же?

– Здорово, старый черт!
– прогудело от калитки, и дед молнией метнулся туда:

– Лешай, дружищще, жив!

Могутный Леший и мелкий Никодим смотрелись потешно, но друзья безумно были рады друг другу.

– Вот, старый интриган! Я ведь так и прикидывал, что с нашими уйдешь, натура твоя не та, чтобы на печи отсиживаться. Да и Викешка вмиг заявился - старые долги тебе отдать.

– От гад, не добил я его тагда, жалко.

Дед выругался, а Леший уважительно разглядывал дедовы медали:

– А где - "За взятие Берлина"?

– Так я же у Праге был, от скажу тебе, красивый город! Да, довялось Европу тую пройтить, посмотрел.

– Гринька, - тут же шумнул дед, - чаго стоишь, стол накрывай!

– Дед, наши усе вечером будут!

– Вечером - другой коленкор, сейчас мы с Лешем посидим, погутарим. Ох и соскучился я за вами за всеми.

– А чего же писал тогда?

– Да, Лешай, ты жа знаешь, як я писать могу.

– Ну продиктовал бы кому, молодые-то были?

– Да чаго-то стеснялся просить - вроде боевой дед и такая оказия. За пацанов был спокоен, думал, при Глашке, а тут, вишь как.

– Ага и Василь до Родиного письма больше двух лет не говорил совсем, и Гриньку у Бунчука немец еле отбил.

– Да ты што? От сукин выродок! А ты чаго ж глядел?

– Я его при отце и сыне Краузе предупредил, - Леший показал свой кулак-кувалду, - а он в Радневе обожрался дурной самогонки ну и ...

– И чаго ж?

– Повесили его через два дня за нападение на немецкого офицера.

– Чаго заслужил! А Слепень не объявлялся?