– Похоже, ешче одна гнида завялася у Бярёзовке, мёдом што-ли намазано?
– дед Ефим опять сильно плевался, глядя из-за занавески, - от ведь напасть какая! И энтот к Никодиму побягить, бяядаа!

Так и вышло. Шлепень, доложившись Шомбергу и Бунчуку, тут же рванул в Крутовскую избу: -Есть хто у хате?

– Есть!
– выглянула из печного закутка Ефимовна.

– О, Ефимовна. А чаго это ты... Вы здесь?

– Живу я здесь, - сухо ответила Ефимовна.

– А где жа усе Крутовы?

– Усех Крутовых - два мальца осталось, вон, сидят, уроки делают!

– А остальные?
– подрастерялся Слепень.

– Остальных нету. Никодим пропал, Глафиру немец с самолёта убил, Родиона ещё в июне в армию взяли...Что, тоже мстить малым деткам собрался? Один, вон, после гибели на его глазах мамки, вовсе не говорит, - разозлилась Марья Ефимовна.
– Ладно Бунчук, тот Никодима ненавидит, и если бы не Краузе старший, давно бы пацанов извел, тебе-то чаго надо?

Ефимовна в гневе перешла на местный говор.

– Марь Ефимовна, ты чаго? Я ж,просто поинтересовался... Я ж ничаго...

– Все вы ничаго, я ж тебя учила добру, ты ж неплохой был, што ж ты как зверюга?

– Всё, пошел я, - Слепень, как ошпаренный, выскочил из хаты.

А на другой день, к обеду по центральной улице села неспеша шел богатырского роста и зверского вида, заросший по самые брови мужик. Подойдя к правлению, не спеша оббил снег с громадных же валенок и на хорошем немецком языке сказал часовому:

– Передай герру Фридриху Краузе, что пришел Леший!

Тот с изумлением посмотрел на это чудо и гаркнул кому-то в коридор. Через несколько минут вышел солдат:

– Битте!

Лешего провели в кабинет, из-за стола поднялся сухопарый немец:

– Вас волен зи?

– Здравствуй, крестничек!

– Не понимайт!
– немец вгляделся в Лешего: - Майн Гот! Лавр Ефимович?

– Да, но лучше зови меня Леший, так привычнее!

– Момент!
– Фридрих покрутил ручку телефона:

– Фатер? Лавр Ефимович у меня в кабинете! Яволь! Фатер будет здесь через пятнадцать минут, зетцен зих, садитесь, я немного забывайт язык, мешаю... перемешиваю слова.

– А и Карлуша здесь? А Пашка, Пауль, то есть?

– Пауль в Берлине, а фатер не пожелал жить в Германия, сюда приехал, имение восстанавливаем, скоро переедет туда жить.

Адьютант принес нарезанный лимон и початую бутылку коньяка. Фридрих налил понемногу в бокалы:

– За встречу, рад, что живой Лавр Ефимович!

Леший медленно пил коньяк, смакуя каждый глоток:

– Давненько я не пивал такого... да, с семнадцатого года, пожалуй.

В кабинет с шумом ворвался Карл Краузе и с порога, раскрыв объятья, пошел на Лешего: -Лавр, дружище, живой!!

– Что мне сделается, отшельнику, кроме зверья, никого в лесах не водится!
– обнимая его, гудел Леший.

– А партизанен?
– влез Фридрих.

– Фрицци, я тебе когда-нибудь врал?

– В те времена нет, а сейчас... может, ты коммунистом стал!

– Я тебе давал право тыкать мне?
– построжел Леший, - могу ведь и порку устроить, это для них ты герр, а для меня все тот же сопливый, строптивый мальчишка!

Фридрих покраснел:

– Извините, Лавр Ефимович, забыл, забыл, каким Вы можете быть.

– Ну, так я напомню, рука-то у меня, сам знаешь, тяжелая. Да и пока не забыл, почему моих маленьких крестников гнобит какая-то трусливая гнида?

– Каких?

– Крутовых ребятишек, они совсем одни остались, почему этот, служивший и вашим и нашим, Бунчук издевается над мальцами? Фрицци, не примешь меры, я его, паскуду, сам накажу. Я бы давно явился, зная, что Глашу убило, - Леший перекрестился.
– Светлая ей память! А ребятишек, спасибо, Ефимовна обогрела.