– Это же... мамочка и ты? Значит..?

– -Да, Матвейка, я - твой отец. Сам видишь, мы с тобой на одно лицо.

– Но как, откуда, почему??

– Не знал я, сын, что ты зародился, раскидало нас тогда. ...я вот тут долго провалялся, еле выжил, рана долго не заживала, гноилась. Если б не Самуил... меня бы не было, да и тебя тоже старый ворчун спас. А чтобы ты не сомневался...

Леший заголил плечо, и повернулся спиной.

– Как у меня, такие же родинки?
– удивился сын.

– Да, у нас в роду Лаврицких все мужчины гренадерского роста, крупные с таким родинками рождались. И имена были только Лавр и Ефим, чередовались. Ты вот только - Матвей. Я же и помыслить не мог, что у меня есть сын, и Нэличка здесь осталась. Думал, она с родителями эмигрировала.

Ты маму любил?

– Больше жизни, сынок, ни одна из женщин с ней не идет ни в какое сравнение. Правда, её родители- твои дед и бабушка по материнской линии, меня терпеть не могли, я же из захудалого дворянского роду. У меня за душой только небольшая усадьба в деревне имелась, а те, Вересовы, были весьма небедными, вот и ставили палки в колеса. Мы хотели пожениться ещё в пятнадцатом, когда Нэличке исполнилось восемнадцать - куда там. Потом меня на фронт... А в конце семнадцатого - начале восемнадцатого, когда все рухнуло, у нас с твоей мамой была всего неделя счастья. Я присягал на верность, отправился в армию, вот так и потерялись. Простишь ли меня, сын? Позволишь ли так тебя называть?

И столько боли и ожидания было в таких одинаковых глазах, что Матвей не выдержал, сорвался с места и изо всех сил стиснул своего могутного отца. Леший обнимал своего сына, и по заросшему лицу катились слезы, он и не помнил, когда у него они появлялись, может, только в детстве? Даже когда увидел тяжелораненого, беспомощного, бессознательного сына и тогда слез не было.

Долго вот так стояли отец и сын, Лавр не хотел размыкать объятий, но сын всхлипнул, и он нехотя разжал руки:

– Сын, мы с тобой теперь неделимы, подожди-ка, - он открыл дверь, за которой царапался Волчок.

Тот ворвавшись в землянку, втянул воздух и, как-то радостно взвизгнув, подпрыгнул, ткнулся носом в грудь своего Лешего и опять начал вылизывать лицо Матвея.

– Видишь, как радуется волчище, все ведь он понимает, не говорит только.

Впервые за все время существования отряда было всеобщее построение. Негромко и веско говорил Панас, пояснил, зачем они собрались, зачитал кой какие выдержки из записок Ляхова-Ляховича, в ряду стоявших послышался ропот, и Сева эмоционально сказал:

– Расстрелять сволочугу!

Его поддержали всеобщим гулом. Привели Ляхова, который почему-то уверовал, что ему - особисту, ничего страшного не грозит, побоятся связываться с его ведомством. А когда Осипов зачитал приказ по отряду, что он, Ляхов, приговаривается к расстрелу... вот тут полилось...

Он обошел своим вниманием всех, каждому грозил карами, каждого обещал сгноить в северных лагерях, проклинал Осипова... эту девку, которая во всем виновата, ну дала бы по-тихому - жалко что ли, или убудет? А он, весь такой идейный борец с врагами должен страдать.

Полюшка сжалась, а Сергей молча сделал несколько шагов и с огромным удовольствием врезал Ляхову по морде.

– За базар надо отвечать, тем более, за мою невесту!

Тот взвыл, из разбитого носа потекла кровь.

– Так, - прогудел Леший, - нечего эту мразь слушать, кроме него тут людей нет!
– Он передернул затвор верного карабина.
– Командуй, Никитович!

И через три минуты все было кончено. Громко сказал Женька:

– Шакалом жил, шакалом и помер.

Панас хотел дать команду, чтобы люди расходились, но его удержал Сергей.

– Я хотел бы сказать перед всеми вами - Полюшка, пойдешь за меня замуж?

Смущенная, пунцовая Полюшка растерялась...

– Но я...

– Ай не люб тебе мой друган?
– с озорством спросил Игорь.

– Нет, он мне очень нравится, но как-то все неожиданно.

– Война идет, милая, вот и спешит Серега, - прогудел довольный Леший.
– Так как?

Все повернули к ней головы, а стоящая возле Игоря Стешка заорала:

– Да согласная она, согласная, ей Сярега с первого дня приглянулся, она стесняется просто.

– Ну вот!
– Серега подхватил свою без пяти минут жену на руки.

Мужики заулыбались, окружили молодых, поздравляя, а насупленный, казавшийся старше своего возраста, боец Климушкин неожиданно для себя и, тем более, для всех, выдал целую речь: -Война, она когда-никогда закончится, а после неё ох как много надо будет нашим бабам рожать, народищу-то полегло, так что пусть у вас в жизни всегда будет совет и любовь и много детишков!