– Герушка, иди, мойся! Я так устала, подожду тебя в хате. Извини, ноги не держат.

– Я есть бистро!

Варя уснула прямо за столом, с ложкой в руке. Пришедший распаренный Герби бережно поднял свою, ставшую совсем худенькой, Варьюшу и осторожно донес до кровати. Отдав шепотом Руди приказание, осторожно лег рядом с ней, крепко обнял, уткнулся носом в её макушку и счастливо вздохнул, ему эти четыре ночи без неё показались годом.

В лагере же скакал и делал перевороты Игорь - Стешка краснея, призналась ему, что понесла она.

– Чё ты понесла и куда?
– не врубился Игорь.

– От дурень, дитё у нас будеть!

– Ё.., правда? Степушка, маленькая моя, правда?

Степушка, ниже его сантиметров на десять, засмеялась:

– От же, дурной, якая ж я малая? А Пелагеюшка тады якая?

– Там совсем кнопка, - отмахнулся Игорь, - это же невероятно, я - и отцом буду!

– Отчаго ж невероятно?

– Да это я от неожиданности брякнул!
– нашелся Игорь, ну как вот ей объяснить, что если они домой вернутся, то его ребенок, рожденный в сорок третьем, будет ему в дветринадцатом году дедом почти.

– А то ты не знаешь, откуль дети бярутся!
– разобиделась Стешка.

– Ну, сморозил я не то, это же так здорово - война идет, а тут человек зародился. Сын точно будет, я уверен!

– Ишь ты, бабка-угадка. Хто будеть, тот и будеть!
– проворчала все ещё обиженная Стеша. Игорек, не долго думая, подхватил её на руки и закружил по полянке, потом бережно поставил у елки, а сам прошелся колесом, из карманов посыпались всякие мелкие предметы.

Стешка, любуясь своим таким сильным и ловким мужем, счастливо засмеялась:

– От, с кем повядешься... Ты ж у карманах, чисто как дед Никодим и Гринька, чаго только не носишь.

– Точно, дурной пример, он заразительный!
– посмеивался Игорь, собирая свое добро у карманы.
– А Гринька - он же друг первейший мой. Никодима вашего не видел никогда, но примерно представляю, что за фрукт, глядя на шпенделя.

– Варюх, ты ничего не замечаешь?
– негромко спросил её Ищенко, когда она забирала у него починенный керогаз.

– Нет, что, опять какой-нибудь озабоченный фриц поблизости крутится?

– Нет, Варь, не это, скорее всего, ты со своим Герби милуясь, не заметила, а я-то сплю один, -улыбнулся Николаич.
– Правда, Варь, не серчай, знаешь, с неделю назад было в ночь такое ощущение, что... как бы тебе сказать, ну, вот перед тем как нас сюда затянуло - тошнота появилась, сильная...

– Да, помню.

– Вот, такое же ощущение тошноты, только не сильно, а так, слегка. Так я подумал - скорее всего-домой отправимся, если ничего не случится, непредвиденного, хотя в нашем теперешнем житье, это может случиться каждую минуту.

– Не, хозяюшка, надо марок десять или пропитанием прибавить, ты посмотри, какая филигранная работа - керосинка твоя как новая.

– Ну, если чадить будет, - включилась в торг Варя, понимая, что кто-то появился рядом.

– Ты это, бабенка, не жмися!
– Пробасил из-за Вариной спины пропитой такой голос, - Николаич усё на совесть делает!

Варя, оглянувшись, увидела пропитую рожу полицая Силантия, постоянно ошивавшегося на базаре, как бы для порядку, хотя многие знали, что поднеси ему горилки немного, и он много чего может не заметить и не настучать, за такое дело его даже выделяли из всех остальных, проклятий и плевков в спину ему доставалось на порядок меньше, чем остальным.

– Да нету у меня больше денег!
– воскликнула Варя, - от, картохи мелкой могу немного насыпать, согласен ли?

– Конечно, картоха - она кормилица. Пойдем-ка, хозяюшка сразу, а то обманешь ненароком.

Ищенко шустро закрыл свое 'ателье' и пошел с Варей за картохами. Варя пояснила стоящему у калитки часовому, это мастер, починивший керогаз, и она ему должна отдать за работу картофель.

– Гут! Шнеллер!
– кивнул немец Вилли - большой приятель Руди, и пропустил их во двор.