— Оу, — якобы понимающе кивнула женщина и быстро застрочила по клавиатуре. — Точно, была такая студентка, я, кажется, даже её помню, правда, смутно. Вы сказали 1-2 курсы?

— Именно, мне нужна её посещаемость, успеваемость, другие детали обучения.

Итачи прошел к рабочему месту, нагнувшись к монитору, где всплыло личное дело бывшей студентки.

Начало первого курса — ничего примечательного, скорее даже посредственно: средняя успеваемость, наличие прогулов без уважительной причины, вот только однажды прогулы затянулись на год. Рейко пропала с начала декабря и появилась лишь в ноябре следующего года лично. До этого за неё приходил поручиться некий родственник, который и помог в восстановлении, а зачислена обратно Рейко была уже в октябре. Но вот что удивительно: она не начала учебу с конца 1 курса, а догнала до 2, сдав все хвосты всего лишь за месяц, что выглядело странно по сравнению с началом её учебы.*

— А в заявлении на восстановление не указывалась причина её пропажи?

— Да, некий Хороду-сан указал, что Акияма Рейко была тяжело больна, но никаких справок, подтверждающих это, не предоставил. По правде говоря, я…

— Он дал взятку?

Женщина поджала губу, неоднозначно промолчав.

— Я вижу, что при восстановлении Рейко стала чуть ли не отличницей, — продолжил Итачи, — посещаемость стала идеальной. Такое впечатление, что весь год она училась просто в другом месте.

— Вы про Рейко говорите? Такая русая и бледная? — беседу прервала сидящая за другим столом секретарша, помешивая чай с молоком пластиковой ложечкой. — Простите, что прервала. Но если вы о той, о ком я думаю, то я хорошо помню эту девушку, потому что училась с ней в одной группе. Насчет тех пропусков. Я думаю, она была в депрессии из-за подруги.

— Депрессии? — Итачи подошел к столу молодой яро закивавшей секретарши. Она кокетливо улыбнулась, наигранно и смущенно поправив очки.

— Да-да, её подруга, Марико, если не ошибаюсь. Она была убита как раз в декабре серийным убийцей. Помню, в универ даже служба безопасности приезжала.

— О боже, — воскликнула заведующая, прижав руку к груди. — Ты говоришь о той бедняжке, жертве Кукловода?

Итачи показалось, что его сбило невидимым автомобилем. Ноги подкосились, словно зябкая почва превратилась в болотную трясину. Чтобы не упасть, он ухватился за край стола, боль в старой ране на плече тут же пронзила сотней игл, а голос женщин не прекращал наносить безжалостные удары фактов, которых он меньше всего ожидал.

— Даже фото в её память висело больше года, бедняжка.

— Кажется, он выставил её тело в Осаке

— Да, в декабре это было.

— Марико была единственной подругой Рейко. Страшно представить, как она это пережила. Они, кстати, вместе прогуливали. Рейко сама один раз проболталась, что они ездили осенью в Осаку повидаться с каким-то дружком.

— Может, они с этим маньяком и встречались? — в ужасе ахнула заведующая, взволнованно замахав вместо веера кипой бумаг.

— С вами все в порядке?

Итачи не сразу почувствовал ладонь секретарши на своей, в отражении линз её очков он увидел свое бледное лицо, усеянное холодной испариной.

Признательно кивнув, он направился на выход.

— Благодарю, вы мне очень помогли.

Свалившаяся информация давила к полу и сжимала грудь, мешая дышать. Мужчина вытер лоб, облокотившись о стену, пытаясь восстановить дыхание. С каждым глубоким вдохом он все отчетливее понимал правду:

Рейко — не свершённое ритуальное произведение искусства Кукловода.

Собственные пальцы казались иссохшими кистями художника, давно оставленными в грязной банке, — просто забытые, но до сих пор не выкинутые. Вот только из-за чего: невнимательности, своей незначительности или нежелания расставаться с прошлым? Рейко смотрела на сиротливо непривычно лежавшие на запятнанной сотней клякс парте пальцы. Иногда, выходя из замешательства, воровато озираясь вокруг, она гладила подушечками пальцев неровную поверхность, будто выискивая выступ с тайным посланием. Проводя по каждому незначительному пятнышку — вдруг вот эта зеленая клякса была оставлена им? Такая маленькая, незначительная, но, возможно, хранящая в себе крупицы души художника.

— Я спятила, я спятила, я спятила, — кричала сама себе Рейко, прикладываясь щекой к парте, за которой когда-то сидел Акасуна Сасори, если верить словам заведующей кафедры факультета изобразительных искусств.

Прийти сюда — уже безумие, а пытаться воспроизвести кадры, как её ночной кошмар сидел за мольбертом в том углу комнаты, отстранено вырисовывая живописные пейзажи, представить, как перекидывался диалогами с одногруппниками, смеялся, злился, когда краска непослушно стекала за границы, радовался похвале преподавателей — это противоестественно и кощунственно.

Разве у таких, как он, может быть прошлое — такое самое обычное, до избитого банальное: пары, дом, друзья, девушка?

— Я не должна об этом думать, — кляла себя Акияма, проходя по забитым студентами коридорам, боковым зрением будто пытаясь уловить призрак оставшегося здесь художника. Быть может, его душа осталась здесь? А в том теле — совсем иной, не он.

— Ты что же, уже хочешь его оправдать? — Рейко пыталась отмахнуться от собственного навязчивого голоса, но тот искажался, и уже отчитывал её вовсе не он, а Суйгецу: — Узнала истинную личность Кукловода — несчастная жертва Потрошителя — и пожалела его?