Джексон сидел, не поднимая головы, и методично загружал густую кашу в свой рот, медленно и основательно.

Такого из себя не вывести, так что Майра напрасно его поддевала. Мы с бабушкой стояли неподвижно, и Дэниел начал хныкать.

– Джонни Ог, забирай своих братьев и идите поиграть в нашу комнату.

Майра интонацией выделила слова «братьев» и «нашу». Джонни Ог взял Томаса за руку, а Дэниела поднял на свое бедро, после чего они ушли.

– Воспитанные детки, хорошо себя ведут, не правда ли, мистер Джексон? – сказала Майра.

Тот доел свою овсянку. Майра поставила перед ним тарелку с яичницей, поджаренной на сале, и еще одну – с нарезанным беконом.

– Мистер Джексон, когда ест, любит, чтобы было много жира и много мяса. А к картошке даже не притрагивается, хоть я и говорила ему, что она очень вкусная и что он многое теряет. А молоденькая картошка такая тугая и сладкая, – сказала она и нагнулась так, чтобы ее пышная грудь оказалась прямо у него перед носом.

– Иезавель [35] , – сказал он.

– Иезавель? – переспросила Майра. – А кто она вообще такая, эта Иезавель?

И снова Джексон ничего не ответил. Я взглянула на бабушку. Что Майра творит? Она что, хочет, чтобы он вспылил?

– Тебе следует внимательно почитать Библию, – сказал Джексон.

– Мистер Джексон желает обратить нас в свою веру, правда, мистер Джексон? Он подговорил майора привезти сюда миссионеров из Лондонского Библейского общества. И теперь они строят на территории поместья свою церковь и школу. Они обещают учить наших детей, а нашим мужчинам – дать работу. И все, что нам для этого нужно, – всего лишь «соскочить», стать протестантами. Я все правильно говорю, мистер Джексон? А еще я объяснила мистеру Джексону, что по-ирландски «соскочить» – это все равно что «отступить».

Джексон, не сводя глаз с тарелки, резал и жевал свою яичницу с ветчиной молча и сосредоточенно, точно находился на кухне один.

– Наша религия делает нас дремучими дикарями, – сказала Майра нам с бабушкой. – Так они решили у себя в Лондоне. И теперь этот главный миссионер, преподобный Смитсон, как его здесь зовут, готов выдать прекрасную Библию в кожаном переплете всякому, кто «соскочит». Но только один человек принял такой дивный подарок. Я ничего не путаю, мистер Джексон?

И снова молчание.

А Майра тем временем продолжала:

– Зовут этого человека Паки Бейли – простой парень, но такой радостный и исполнительный. Преподобный Смитсон сказал Паки поносить папу и всех епископов, и Паки повторил все, что ему наговорил преподобный. «Я осуждаю вавилонскую блудницу, сидящую на троне в Риме», – сказал он. Ясное дело, что Паки понятия не имел, что все это означает, но был горд собой до невозможности и так важно выпячивал вперед грудь, осуждая то одного, то другого. И все потому, что послушать это заставили прийти каждого арендатора и каждого батрака в этом поместье. – Майра сокрушенно покачала головой, вспоминая эту сцену.

– Но потом преподобный Смитсон захотел, чтобы Паки повторил фразу: «Я осуждаю поклонение женщине, родившей Иисуса Христа». Однако, когда Паки уже должен был произнести «женщине, родившей Христа», у него в голове что-то щелкнуло и он вдруг сообразил, что кроется за этими словами. «Неужто вы говорите о Деве Марии, нашей Пресвятой Богоматери?» – спросил он. На что преподобный Смитсон отвечал: «Нет никакой Пресвятой Богоматери. Жизнь Иисусу дала обычная смертная женщина, вот и все». «Как так?» – удивился Паки.

Джексон встал.

– Довольно – прекрати!

– Но ведь моей сестре и моей бабушке интересно. Они очень хотели бы послушать конец этой истории, мистер Джексон. Вот я и говорю. Преподобный Смитсон тогда сказал: «У всех у нас есть свои матери». – «Ах, ваша честь, – отвечал ему Паки, – но моя мать любила меня. Ей было не важно, что я соображал медленнее других или что, как вы изволите говорить, я слишком глуп, чтобы отличать правду от лжи. Она любила меня и всегда говорила, что есть еще одна мать, которая тоже любит меня, – это Дева Мария, мать Иисуса; что Мария замолвит за меня словечко перед Иисусом, что она знает, когда Иисус находится в подходящем настроении, чтобы пойти к нему и похлопотать перед ним обо мне. Она скажет ему, что Паки Бейли – хороший мальчик, и тогда Иисус, чтобы сделать ей приятное, пустит меня к себе на Небеса». А затем перед всеми арендаторами и батраками, которые все это слышали – как и вы тоже, мистер Джексон, – Паки заявил: «Мне нравится жить в этом маленьком сарайчике, который вы мне дали, я готов с радостью убирать и подметать для вас, готов повторять, что папа – из Вавилона, что епископ – sliveen, человек недостойный, но я никогда и слова дурного не скажу против Марии, сэр. Потому что она – наша Пресвятая Богородица».

– Бейли – простак, – заметил Джексон.

– Да, простак, – согласилась Майра, – но не идиот. И он знает, что такое материнская любовь. Как знаю и я, мистер Джексон, не забывайте об этом. А вместе со мной это знают и мои сыновья, внуки майора.

Джексон встал из-за стола.

– Я вижу твою игру насквозь. Ты хочешь спровоцировать меня, чтобы я выслал тебя отсюда.

– Если вам будет это угодно, мистер Джексон, я могла бы уйти прямо сейчас, вместе с моей бабушкой и сестрой.

– Так ступай, – проскрипел чей-то хриплый голос.