Шрифт:
– Что закончится, Ивко?
– Не знаю, гонка эта, чужие истории, время взаймы. Тебе разве не хочется пожить просто так, для себя, как они?
– Нет. Пока нет. Я не могу. – твердо ответила девушка.
– Почему, Ник? Ты серьезно хочешь унаследовать империю своего отца, со всеми её безумными планами и невероятными тайнами? Ради это ты так… рвешься, из сил выбиваешься? Мы же с тобой – настоящая парочка социопатов, бре! Колесим по миру, перебираем чужие жизни, как колоду карт, людей обманываем…
Ника знала, если Иво даже в речи на чужом языке позволил себе вставить это маленькое сербское словечко, значит что-то и правда задело его за живое. Обычно невозможно представить себе разговор на сербском без этого трехбуквенного турцизма, выражающего очень богатую палитру эмоций от возмущения до одобрения, от изумления до предостережения, от вызова до прощения.
Он может звучать уничижительно: «Молчи себе, бре», вопросительно: «Что ты, бре, такое несешь?», восхищенно: «Красота, бре!» или с негодованием «Да что ты, бре, за человек такой!». В нем скрыто столько смысловых оттенков, что и перевести-то такое значительное слово на любой другой язык сложно. И уж если Иво позволил себе нарушить строгие правила работы под прикрытием и перешел на родной язык, значит что-то его мучало, лежало невысказанным камнем на сердце, прорываясь вот такими редкими малозначительными оговорками.
– Но мы делаем это не просто так! Ты же сам меня учил, что мы Историю оберегаем. Да если бы не мы, всё бы рухнуло давно! Может, не было бы уже никаких Афин, и Москвы, и Рима с Берлином. Что если мне только и надо, в чужие жизни научиться залезать? Не так как сейчас, с фальшивыми паспортами и легендами этими дурацкими, а по-настоящему, по временной линии, как отец, как ты, как мама и брат мой тогда…
Поняв, что наговорила лишнего, Ника осеклась на полуслове.
– Учил, Ника, учил. Ладно, пошли, ветер тут до костей пробирает, вон пальмы уже крыльями хлопают, вот-вот улетят – Иво ободряюще потрепал нахохлившуюся и немного смущенную Нику за плечо, делая вид, что не услышал ничего неожиданного, и они направились вниз с горы по тонущим в сумерках зигзагообразным дорожкам. А пальмы действительно громко и самозабвенно аплодировали разгулявшемуся вечернему бризу перистыми кожистыми листьями, как будто на Ликавитос слетелась стая огромных летучих мышей.
С этого разговора прошла всего пара дней, а как всё изменилось. Из-за того сообщения от старшего Даля, содержание которого Ника так и оставила в тайне, сказав лишь, что объяснит все потом, и что это приказ, им пришлось спешно сорваться и нестись из Афин сначала на самолете на Санторини, а потом на самом быстром судне, что удалось раздобыть, сюда, на этот обугленный кусочек суши. Всю дорогу Ника нервничала и дергалась, то и дело посматривая на часы.
Теперь же хрупкая девичья фигурка поднялась на холм и наконец скрылась из вида, оставив своего защитника терпеливо дожидаться её возвращения.
Периодически сверяясь с GPS-координатами в телефоне, Ника дошла до небольшой горки, состоящей из черных камней, складывающихся в закатных тенях в изменчивую фантастическую фигуру то ли спящего дракона, то ли циклопа Полифема, дрыхнущего с набитым спутниками Одиссея животом.
Быстрыми четкими движениями она нажала на несколько выступов, пнула пару булыжников, и в результате в скальном нагромождении образовался проем, будто незаметно и бесшумно отворилась потаенная дверь. В глубине его чернела пустота, но девушка без колебаний шагнула под каменные своды, тотчас же сомкнувшиеся за её спиной.
После морских пейзажей и теплых лучей закатного солнца на шершавых камнях снаружи, пространство в котором оказалась Ника выглядело совершенно неживым, искусственным. Виктор Даль, а именно так звали отца девушки, действительно создал внутри Неа-Камени настоящий подземный дворец, а точнее целый сверхсекретный исследовательский комплекс из десятков лабораторий. Такие, насколько было известно Нике, располагались по всему миру и были посвящены каждый своей тематике исследований.
Например, недавно они с Иво побывали в бразильском центре по биотехнологиям – стволовые клетки, репликация органов, вживляемые нанодатчики и прочее. Девушке тогда пришлось пройти через пренеприятнейшую, но уже ставшую стандартной, операцию по «расширению возможностей». В данном случае слияние кремниевых чипов с ее собственными живыми клетками подарило Нике сверхчувствительное зрение, слух, которому позавидует охотничья гончая, и несколько языковых апгрейдов, необходимых для новых заданий.
Еще во время учёбы на Истфаке их возили на экскурсию в центр военной подготовки историков в Африке. Отец восемь лет назад создал программу обучения военизированных отрядов для работы в горячих точках. В основном они занимались спасением артефактов во время конфликтов. Недавно в «Новой хронологии» писали про успешные операции, проведенные такой группой на территории Пальмиры, Мосула, Нимруда, Эблы, Ниневии и других городов древнего Междуречья, откуда им удалось вывезти немало ценнейших статуй, рельефных плит и даже фрагментов мозаики и отделки дворцов, разрушенных впоследствии боевиками.
Многие парни из их параллели с тех пор мечтали попасть в этот центр хотя бы на стажировку, потому что во время осмотра им показали новейшие кевларовые экзоскилеты, делающие из обычного человека чуть ли не Халка, бронированные машины, похожие на смесь танка с «Ламборгини», и другие папочкины сверхсекретные разработки, после которых любому фанату Counter Strike, Call of Duty и даже Half-Life с Fallout-ом любимые игры покажутся скучнейшими допотопными стрелялками без грамма фантазии.
Ника очутилась в просторном коридоре, который, как и на тех базах, был отделан глянцевым светло-серым с серебристым блеском материалом – видимо, новый суперпрочный пластик или композитный камень. Идеально ровный, гладкий пол, такой же, только светящийся мягким белым светом потолок и округлые, без единого угла изгибы стен, поделенные тонкими линиями подсветки на разноразмерные сектора с кнопками и индикаторами. В некоторые вмонтированы небольшие прямоугольные экраны, на которых можно прочитать перечень того, что хранится в этих своеобразных ящиках, температуру, давление и еще какие-то данные. Правда язык, а скорее шифр, которым были сделаны надписи, совершенно непонятен.