Наконец, молодой историк упаковал в бумажный пакет папку, отданную ему Георгием Михайловичем, поблагодарил, обещал немедленно сообщить директору о результатах поездки и вышел в коридор.

Коридор был пуст. Валерий Александрович подумал, что новые хозяева получили так много помещений, что просто не в силах их еще освоить.

Проходя по длинному пустому коридору, он снова вспоминал рассказ Георгия Михайловича. Когда-то тут спешили многочисленные работники, инженеры несли свои чертежи, сновали секретарши с папками, приходили прорабы в спецовках за получением нарядов, появлялись гости - делегации откуда-нибудь из Монголии или Конго, командировочные из других городов, солидные заказчики продукции.

Исчезнувший район

В этой небольшой шкатулке, крышку которой украшала мчащаяся тройка с разбитным ямщиком - роспись мастеров Палеха - хранились награды в их доме.

От брата отца - дяди Егора осталась медаль - "За боевые заслуги". Без ленточки - серо-серебристая, простая.

В шестьдесят втором семье вручили орден дяди Гриши. Валера видел его пару раз в комоде у деда, в особой коробочке. Орден был красивый, полукруглый, серебристый, знамя красное, надпись на нем золотыми буковками, а из-под знамени красная звезда выглядывает, почему-то косо расположенная, но красиво. Позже Валера понял, что дядя Гриша был награжден Орденом Боевого Красного Знамени.

– Деда, где воевал дядя Егор?

Воевал он, Валерка, в пехоте, подо Ржевом. Там и погиб. Но на него уже пришла похоронка, и тетя Сима получала пенсию.

– Как это?

– Вырастешь - узнаешь.

Ордена и медали лежали все там же, в коробочке, в комоде, на большом проспекте, где теперь жили родители Валеры.

Дед обычно сидел в кресле, в своей квартире, в большой комнате, в белой рубашке и черных брюках. Дом, в котором он жил, в центре, на длинном и казавшемся в детстве бесконечном проспекте, был шестиэтажный, из красного кирпича. И сам дом казался тогда Валере очень большим, а двор - такой огромный, прямоугольный - представлялся необозримым.

Ездили они к деду редко - но Валера очень любил эти поездки: у деда много было чего интересного: макеты самолетов, вертолетов, большие книги с яркими картинками, а особенно манил к себе маленького Валеру огромный, как сам дом, книжный шкаф. У них дома такого шкафа никогда не было, и у приятелей Егора не было

Шкаф в квартире деда был сделан из какого-то светло-желтого дерева, может, ореха, - и весь набит старыми книгами, высокими томами, цветными, черными, с золотыми буквами, красными, зелеными. Книги казались похожими на сам шкаф. Были книжки болотного цвета, с цветком на обложке и золотистыми буквами в названиях, с желтоватым цветом страниц, от которых веяло какой-то тайной. И запах шел такой, какой от книжек на полках в доме Валеры никогда не шел. Книги стояли плотно, как солдаты на картинках.

Вот он вытаскивает тяжелые книжки в особых обложках.

– "Супер - обложки",- пояснил дед

– Это значит, лучшие?
– спросил он деда, слово "супер" было в ходу.

Дед улыбнулся: Лучшие, точно!"

На книжках были крупные слова, написанные особым шрифтом.

– "Готический" - сказал дед непонятное слово.

Книжки были загадочные, название странные: "Тимон Афинский", "Кориолан". Каждая, как тяжелый кирпич, Валера с трудом держал такую в руках. Книги были плотные и тяжелые.

Особенно любил Валера книжки про самолеты. Он помнил одну такую, на первой странице, под темносиней плотной обложкой, было написано - "Курнакову Борису Николаевичу, в день шестидесятилетия от коллектива НИИ самолетостроения с наилучшими пожеланиями".

На следующей странице был изображен стремительно летящий самолет, а в облаках, далеко от него, спасался немец с черными крестами на крыльях.

Дед, увидев, что Валера смотрит эту книгу, вставал, подходил и начинал рассказывать -

– Это, Валерка, "Ил -4", на нем наш командир эскадрильи летал, когда они Берлин бомбили.

Дед много чего знал. Жаль, Валера так и не расспросил его подробнее.

Говорили, что дед был ведущим специалистом в НИИ самолетостроения и разрабатывал новейшие модели.

В девяносто четвертом институт закрыли.

Летом, на даче, дед сидел в плетеном кресле и так же читал газеты. А потом деда не стало.

Валере было тогда одиннадцать лет.

Курнаков разложил фотографии на своем столе и включил настольную лампу. Приготовил увеличительное стекло - его так учили работать со снимками.

На первой же фотографии оказался удивительный дом - деревянный, на два этажа, с каменным фигурным крыльцом под жестяным навесом, наличники на окнах резные, на втором этаже распахнуты окошки - кто-то их недавно открыл. Курнаков знал из курса истории второй половины XIX в., что такие дома под дачи снимали люди среднего достатка - инженеры, врачи, адвокаты, журналисты. Казалось, вот сейчас из окна высунется какая-нибудь дама в светлом летнем платье с косынкой на шее и крикнет

– Петр Никанорыч, обедать, Лукерья уже самовар поставила.