Из тугого железа рождались пружины, способные удерживать в равновесии гремящие диски дизеля на скорости девяносто километров. Все это богатство создавалось в соответствии с чертежами, нарисованными где-то далеко и утвержденными в светло-желтом здании.

Под потолком, гремя, проносились краны, все было наполнено нескончаемым шумом, человеческий голос терялся в этом грохоте и лязге.

Теперь здесь было тихо и пусто.

– Вон там моя жена работала, - показал Георгий Михайлович на помещение за стеклом на уровне второго этажа. Учетчицей, всю жизнь здесь в цеху проработала. Заработала себе болезнь в легких. От этого и умерла рано. Металлическая пыль очень вредна для легких.

– Да, здесь теперь не то. Ну, пойдемте в музей. Это в помещении бывшего заводоуправления.

Заводской музей ютился в двух небольших комнатках на третьем этаже, в самом конце длинного коридора.

Георгий Михайлович достал из кармана ключ и открыл помещение, включил свет.

На Курнакова смотрели бюсты рабочих в спецовках, фотографии машинистов в форменных фуражках с молоточками, групповые снимки ребят - выпускников железнодорожного училища, женщин в туго завязанных платках, серьезных инженеров в темных костюмах с галстуками, целый стенд был посвящен участию заводчан в войне. Здесь были фотографии людей в форме летчиков, моряков, простых пехотинцев. На одной четыре человека в меховых комбинезонах и шлемофонах что-то живо обсуждали. Один, смеющийся, показывал другим, вероятно, какую-то схему полета, жестикулируя руками, на другой строгий и, судя по всему, волевой капитан-танкист смотрел прямо на Курнакова. На груди капитана были ордена и медали.

На одной черно-белой фотографии была, вероятно, снята бомбежка - длинный черный столб дыма поднимался в воздух, можно было разглядеть пожарный расчет со шлангами, направлявшими струю на что-то дымящееся.

– Это июль сорок первого, - пояснил Михеев, - завод бомбили, несколько человек получили ранение. Бульдозер в Кузнечном покорежило. Пришлось его вытаскивать. Я тогда мальчишкой был, в эвакуации. Приехали - видели следы, долго еще на территории завода оставались воронки. Да и по всему району тоже.

Под стеклом лежали пожелтевшие газеты с названиями "Заводская правда", "Литейщик", вырезки из газет со статьями трудовых успехах, отдельные листки с именами и биографиями, награжденных было очень много.

В небольшой витрине под стеклом - целая россыпь наград: два ордена Красного знамени второй степени, с потемневшим от времени серебряным красноармейцем в вырезанном по нижней кромке овале; медали : "За боевые заслуги" на серой с желтыми галунами ленте, юбилейная позолоченная, с двумя цифрами на аверсе по обе стороны от тонкого барельефа со знаменитым солдатом в Трептов-парке: 1945 - 1963. Здесь же трудовые - серебристый ветеран труда СССР на свето-серой ленте с тремя алыми полосками по краям, знак "Почетный железнодорожник", с вылетающим стремительно из вьющейся бронзовой красной ленты паровозом, на лобовом фонаре которого лепятся буквы И Сталин .

– Антонов Петр Яковлевич, - читал Курнаков, - участвовал в боях Юго-Западного, Брянского, Сталинградского, I-ого Украинского фронтов.

Особенно привлек внимание Авдеева стенд, на котором он сразу узнал на фотографии четырехэтажный корпус школы. Стал внимательно рассматривать. Что-то показалось странным. И то здание, и вроде бы не то. Как будто правое крыло исчезло.

Школа была снята или летом, или весной - деревья скрывали значительную ее часть.

– Это сорок первая?
– спросил он Георгия Михайловича.

– Она самая, сорок первая - и первая в районе. У меня и дети ее заканчивали, и внуки. Наш завод сделал в школе отличную проводку, радио, на первое сентября всегда музыку наши электрики устраивали.

Курнаков снова вглядывался в снимок. Что-то в нем было не то, но что - он понять не мог.

– А военрук в сорок первой был тогда замечательный человек, - продолжал Георгий Михайлович, - Николай Васильевич такой, бывший фронтовик. Он часто на заводе появлялся. У нас тогда как раз организовался это самый музей. Он принимал в его создании самое живое участие. На открытии нашей стелы в честь погибших заводчан привел ребят. Очень торжественно было. Да вы ее, наверное, видели - нашим заводчанам поставлена?

– Видел, - кивнул Валера, продолжая внимательно рассматривать старую фотографию школы.

Заметив его интерес, Георгий Михайлович порылся в небольшом шкафу и вытащил толстую папку.

– Вот тут много старых фотографий района. Посмотрите, можете и домой взять.

– А никто не хватится?

– Кому хватиться? Это и так пропадет, а вы человек ученый, знающий, наверное, что-то сможете и для себя найти.

Валера поблагодарил. Затем, как учили когда-то на историческом, составил первичную опись того, что увидел в этом импровизированном музее.

Музей надо перевозить. Пока не поздно. Скоро это ООО, доберется и до третьего этажа, тогда все выбросят, без сомнения. Не это ООО, так другое. Валера вспоминал виденные им неоднократно рядом с домом целые семейные архивы, выброшенные кем-то. Уехал человек, или умер. Пришли новые люди - зачем им весь этот хлам - старые снимки, какие-то дипломы, грамоты за трудовые и спортивные успехи.

Георгий Михайлович все время, пока Курнаков писал и фотографировал, терпеливо стоял и ждал - он видел: серьезный человек, делом занят.