– Да, ты многому научился, – согласилась она. – Еще лет сто потренируешься, глядишь, сможешь меня догнать.

– Ты меня недооцениваешь.

– Очень на это надеюсь, – Шихоинь хмыкнула. – Ну а теперь… не зря же я за тобой гонялась!

И она быстрым, решительным жестом вцепилась коготками в косоде на его груди, зажмурилась и впилась губами в губы. Это было совершенно не похоже на поцелуй Минори, не было в этом никакой нежности или страсти. В первый момент Бьякуе даже показалось, что она пытается его укусить. Он содрогнулся и немедленно отпихнул ее в сторону.

– Кошка драная! – В сердцах бросил он.

– Глупый мальчишка! – Не осталась она в долгу.

***

Бьякуя думал, что встреча с Шихоинь – это худшее, что с ним могло сегодня случиться. Он ошибся.

Весь остаток дня он не вылезал из кабинета, благо Ренджи угомонился и помощь больше не предлагал. Сидел тихонько в своем углу, а потом и вовсе испарился куда-то. Но в этом надежном убежище нельзя было оставаться вечно, и вечером Бьякуя все же собрался домой.

И по пути домой ему встретился Хаями. Интонации Наото были какими-то чересчур осторожными, а в глазах плескалась жалость, и это было самое ужасное.

– Ты домой? Ничего, если провожу?

Хаями сегодня был сам на себя не похож. Он болтал без умолку о всяких глупостях, казалось, ему все равно, о чем говорить, лишь бы не повисла пауза. Хотя прежде они вдвоем молчали с той же легкостью, с какой беседовали. Иногда Хаями коротко, искоса, заглядывал в лицо Бьякуи, словно проверяя, как там пациент, жив еще? И всякий раз взгляд его был полон сочувствия.

Бьякуя начинал злиться. Никогда такого раньше не было. Никогда прежде Хаями не смотрел на него с жалостью, ни в каком случае, даже если Кучики валялся на больничной койке, израненный и полуживой. Помощь – да, поддержка – да, жалость – нет. И Бьякуя всегда считал, что такого отношения не заслуживает. Так же, как ему и самому не пришло бы в голову жалеть Хаями. Видимо, думал Бьякуя, я повел себя совсем уж по-дурацки, если даже Наото… Уж он-то всегда все понимал! Словом, пока добрались до дома, общество друга утомило Кучики до крайности.

– Наото, я ужасно устал, – холодно сказал Бьякуя, едва показались ворота поместья. – Пойду спать. Извини, что не приглашаю.

И зашагал к дому, не оборачиваясь, оставив озадаченного Хаями посреди улицы. Наверное, резковато получилось. Ну ничего, он потом поразмыслит и сам поймет, что не так.

Бьякуя понимал, что они все не просто так в него вдруг вцепились, но подобная забота только раздражала. Было бы лучше, если бы они просто оставили его в покое. Тогда бы он очень скоро забыл всю эту историю. Но они же сами не дают ему забыть! Пока они все носятся с ним, словно с пострадавшим, он и сам чувствует себя тяжело больным.

Интересно, с чего они решили, что ему вообще требуется какое-то сочувствие? Откуда взяли, что происшедшее задело его глубже, чем он хочет показать? А впрочем, что вообще можно сказать наверняка, глядя на него, если у него выражение лица и интонации голоса всегда примерно одни и те же? Какой простор для воображения! Все, что угодно, можно нафантазировать. Тем более, что Терашиму он и вправду едва не придушил.

Ну вот, наконец-то он дома! Можно отдохнуть, спокойно поужинать, и самое главное – никого не видеть. Хотя бы до утра. Он тихонько скользнул в сторону своих комнат, но вдруг на пути его появилась Рукия.

– Брат! Вы вернулись? А я тут…

В глазах Бьякуи промелькнул ужас. Он не хотел знать, что «она тут». Он только понял, что и дома ему не будет покоя. Не дожидаясь, пока Рукия закончит фразу, Бьякуя просто развернулся и сбежал.

***

Он шел, куда глаза глядят, бесцельно слонялся по городу, долго, почти до рассвета. Перед рассветом стало как-то зябко и тоскливо. Опять же, устал и проголодался. Хоть волком вой. В голову исподволь закралась странная мысль, вовремя не замеченная, и потому пропущенная здравым смыслом: а вот бы сейчас взять, пойти и напиться. В одиночку. Ну, а что еще делать, если его зажали в такие тиски? И он начал размышлять о том, что подобная мысль никогда бы не пришла ему в голову, если бы его команда вдруг не принялась его утешать. Он мог бы сказать всем этим доброжелателям, чтобы они убирались ко всем чертям. Это ужасно грубо, но друзьям он мог бы так сказать. Вот только они непременно спросят, с какой, собственно, стати, а продолжать разговор на эту тему у Бьякуи не было сил.

Вместо того, чтобы выбросить глупость насчет напиться из головы, Бьякуя всерьез начал обдумывать эту мысль. Может быть, разум всегда сдает свои позиции перед рассветом. Во всяком случае, возражал он весьма робко и только поначалу. А потом Кучики занялся проработкой подробностей.

Куда можно податься по такому делу? Не в Сейрейтее же этим заниматься! Впрочем, в Руконгае тоже как-то несолидно получается. Роняет авторитет синигами. А вот в Мире живых… почему бы и нет?! Там-то его никто не знает, и всем плевать, что это тут за Кучики Бьякуя, синигами.

Провернуть такое было делом несложным. Никто не станет проверять капитана: действительно ли он получил приказ или же подался в самовольную отлучку. Пунктом назначения он выбрал Токио, шумный, суетливый город, самое то, чтобы затеряться и встряхнуться. И только шагнув из прохода в Мир живых, Бьякуя понял, что он идиот.

Что он тут собрался делать? Напиться? Как же! А гигай? Или он думает, что если вот так войдет в бар, его хоть кто-то там заметит? Но возвращаться сразу же назад было как-то глупо. Да и в любом случае, хлопоты с гигаем совсем не вяжутся с идеей самовольной отлучки. Денег, опять же, нет. Да и черт с ним, решил Бьякуя, так погуляю. Не обратно же идти!