Эрнест недоверчиво хмыкнул.

– Ну- ну. Не хотел он. Тогда зачем он сотрудничает с ними?

– Его используют. Прикроются его идеями. Используют как любимый символ, знамя. Как используют Моргрима. Робартона. И ещё половину города.

– Значит, всё же проглядели,- проговорил Эрнест. Его глаза опасно сощурились, ноздри гневно раздулись.- Проглядели целое восстание. Восстание Малькорна. Ублюдка, которого я держал за балансир. Сукиного сына, которому я позволял спокойно совать палки мне в колёса.

– Малькорн тут не причём. Это восстание орлов,- поправил Мурмин, указывая на Робартона.- Не позволяйте одурачить вас. Их цель - заставить нас грызться друг с другом. Пустить друг другу кровь. Отправляйте юстициаров.

– Лучше стражу.

– Юстициары сработают тоньше и тише. Нельзя пугать народ. Не сейчас. Наоборот, задобрите их. И чем быстрее, тем лучше. Пообещайте что- нибудь. Ещё лучше - дайте что- нибудь.

– Ещё чего!- фыркнул старик.- Лучше...

– Или они поступят, как поступает испуганный и загнанный в угол зверь,- холодно продолжил Мурмин.

Эрнест недовольно посмотрел на него.

– Я думал, ты бросил свои глупости с рабочими.

– Если вы не бросите свои, нам всем конец. Погромы. Резня. Пожары. Вы хотите сохранить власть над городом?

Эрнест закрыл глаза.

И медленно кивнул.

– Я что- нибудь придумаю.

– Уж потрудитесь,- бросил Мурмин.

И вышел прочь из пропахшей отчаяньем и страхом допросной.

Малая Торговая Аллея заливалась ливнем.

Погода в последнее время совсем уж испортилась. Неудивительно - на дворе была поздняя осень. В Веспреме была пословица: "Как отличить осень от лета и весны в Веспреме? Если ты попробуешь пожаловаться на дождь осенью, ты захлебнёшься быстрее, чем договоришь".

И это было демонской правдой.

Мурмин стоило огромных сил держать равновесие. Каждый порыв ветра старался опрокинуть его. Пригоршни воды летели в лицо и слепили.

Наберёшься оптимизма и хорошего настроения с такой погодой...

Впрочем, какой там оптимизм. Он работает на тех, кого искренне ненавидел - на Торговый Совет. И сейчас, похоже, помогает предотвратить закономерное восстание рабочих. Рабочих, за которых он ратовал. Для которых писал стихи. С которыми был одной кровью.

Многих из которых Эрнест прикажет бросить в тюрьму - не важно, начнётся восстание или нет.

Проклятье, подумал нидринг, стирая воду с лица. Не о таком юстициарстве он мечтал.

Даже от форменного плаща он отказался.

Пусть уж все вокруг видят в нём просто нидринга, а не юстициара. Никакого страха. Никакого презрения. Никакой ненависти. Просто взгляд сквозь него. Как он и привык.

Иногда лучше оставаться никем, чем становиться кем- то ценой всего хорошего, что в тебе есть. Никакой он не господин Хорстон, младший юстициар Торгового Отделения.

Он - Горькая Правда. Друг рабочих и простого народа Веспрема.

Просто пока он вынужден быть Хорстоном. Юстициаром во главе с десятком стражников. Молчаливых и недовольных. Грохочущих за ним по Алее.

Было непривычно видеть это уютную улочку в запустении и унынии. Но непогода всех загнала под защиту стен и крыш. Широкие витрины были прикрыты досками или большими ставнями, вывески со скрипом раскачивались на ветру.

Пара встречных куталась в плащи и пыталась не упасть в лужи. Он приветливо улыбнулся им - иногда простая улыбка прохожего может исправить весь отвратный день. Один даже улыбнулся в ответ.

Наверняка эффект от улыбки был подпорчен стражниками.

Наверняка эти здоровяки тоже предпочли сидеть дома.

"Дома. А если ли у меня дом? Не съёмная комната в "Высоком Доме", а настоящий дом. У Мрачноглаза вот его не было никогда, хоть он постоянно и ошивался у Каэрты. Надо бы проведать ее. Может, ей что- то надо. Или этому мальчишке. Подумать только - сын Мрачноглаза. Он абсолютно на него не похож. И где они его раньше прятали?"

За пару мгновений нидринг придумал десяток одинаково нелепых причин навестить лекаршу. Он мог себе это позволить - всё равно ведь не пойдёт.

В этом прелесть его жизни - он мог сколько угодно планировать и мечтать без опаски. Всё равно произойдёт ровным счётом ничего.

Наконец, он остановился перед нужным домом.

Здание травяной лавки "Берни и братья" было не особо большим. Более того, ничем не отличалось на первый взгляд от соседних домов. Новый квартал, застроенный по новой моде. Уютные дома- лавки. Милое здание в ряду таких же.

Мурмин знал, что это не так. Этот дом стал для него одним из первых унижений в его внушительной истории унижения.