Шрифт:
В Хорнитэле Рашингава снял отдельный кабинет для обеда со служащей. Обстановка слишком роскошная, но из-за господствующего красно-коричневого цвета вокруг и отсутствия даже одной лишней, чужой пары глаз в кабинете, Мария чувствовала себя там вполне уверенно. Можно было предположить, что атмосфера вполне подходит для любого разговора.
Рашингава тоже немало удивил. После его неопрятности, в которой она то и дело заставала его в пределе, выглядел он элегантно и показывал отточенные манеры. Как раз для такого случая.
– Итак, – начала Мария, вдруг подумав, что так не дождётся от Рашингавы нужных слов, если не поможет ему, – вы обдумали то, что хотели мне сказать?
– Нет. Но, пожалуй, ничего нового и необыкновенного тут не придумаешь в принципе. Могу я ухаживать за вами?
– То есть?.. Нет, подождите, я поняла, – сказала Мария и смолкла.
Она не смогла дать ответ сразу. Всё это время она гадала, придётся ей портить отношения с принцем или нет, но теперь с её губ чуть не сорвались слова согласия.
Рашингава не смотрел ей в глаза, ждал и явно нервничал. Мария не могла не подумать, что, делая такое предложение, он допускает массу ошибок. Но, впрочем, это только с точки зрения фитов. Откуда перевёртышу знать о тонкостях подобных предложений фитских мужчин своим возлюбленным?
А ещё он всё-таки поступил куда приличнее, чем предполагал Павел. Ухаживание ещё не значит, что надо будет по договорённости регулярно ложиться в одну постель. Это далеко не одно и то же. Но, может быть, слово "ухаживание" у перевёртышей значит что-то другое?
– Нет, в итоге я должна признать, что не очень хорошо вас поняла. Что вы подразумеваете под своим вопросом? Что конкретно?
Рашингава ответил не сразу:
– Иначе говоря, я спросил, хотите ли вы уделять мне не только ваше рабочее время, но и личное.
– Я… если я откажусь, вы меня уволите?
– Понятия не имею, что вообще может произойти в этой вселенной, чтобы я по своей воле уничтожил ещё одну возможность видеть ваше лицо.
– Тогда я отказываюсь.
– То есть я вас не интересую, так?
– Вы мне тоже нравитесь, но не настолько.
– Не настолько, чтобы тратить на меня своё личное время?
– Именно настолько, но…
– Но? Зачем вам что-то ещё, чтобы делать то, что вам нравится?
– Я не хочу усложнять наши с вами отношения. У нас и так есть обязательства по отношению друг к другу, и я не хочу новых сверх того.
– То есть вам нужна свобода. Но никто не говорил, что от вас будет требоваться больше прежнего. Скорее обязательства на себя беру я. Вы по-прежнему будете вправе решать, что для вас приемлемо, а что нет.
– Но я…
– Всё закончится, и я отступлю, как только вы скажете об этом.
– Тогда… могу я попросить вас придерживаться исключительно дружеского стиля поведения?
– Это несколько отличается от… Хочу уточнить: моя цель – сделать вас своей драгоценной леди или жениться на вас, если статус официальной любовницы вам претит.
– Почему? Вот так: серьёзно. Но зачем?
– Я так хочу. Этого должно быть достаточно, разве нет?
– И даже тот факт, что такой союз называется диагональным и осуждается, вас не останавливает?
– Худшие стороны диагонального союза со мной вы никогда не познаете.
– Как можно утверждать такое?! – Мария вскочила и устремилась к двери. – Против природы нельзя пойти!..
Она боялась, что если остановится, Рашингава переспорит её. Он сможет. Он умён.
Рашингава буквально втащил её обратно в кабинет, чтобы подтвердить опасения:
– В этом наше отличие от зверей. Мы можем идти против природы.
Она почувствовала его дыхание на своих губах. И снова – неповторимо приятный запах. Почему мужчины-перевёртыши, оказывается, так привлекательны, когда их надо бояться и избегать?
– Вы торопите события, – произнесла Мария в губы Рашингаве. Он слишком близко. Пришлось отступить на шаг: – Это всё так далеко, неощутимо, нереально. Вы только мешаете принять решение.
– Тогда оставьте все мысли и сделайте вид, что уступаете. Это даст вам шанс попробовать и убедиться в том, что мы подходим друг другу. Я не прокляну за обман.
– Очень мило с вашей стороны, – Мария услышала, как говорит. Это слишком нежное воркование. Значит, она поддаётся Рашингаве и его всё более и более сладкому тону? – Но, всё-таки, как мы сможем пойти против природы? Нам нельзя, вы знаете это.