– Лишь орки скажут, чей ты сын, - вдруг сквозь зубы процедил он.

Я опешил - ведь все ж знают моего папу! И откуда знать об этом каким-то оркам?

– Вот у них и спросишь, если после вашей встречи, тебе самому что-то будет неясно. Другой вопрос, решишься ли ты когда-нибудь повторить их ответ!
– он странно усмехнулся, и я с тех пор точно знаю, как выглядят орки. Ну, или настоящие разбойники. В сердцах я страшно отомстил Наджеру. Он всегда перед отходом ко сну ставил свой протез в специальную подставку у кровати, чтобы, вставая, долго не искать, и было удобней его пристёгивать. Вечером я налил туда столярного клею, а утром дождался, когда он пристегнётся - я имел достаточное представление, как быстр этот убогий даже на одной лапе. Вот дождался, высказал ему в лицо всё, что думаю о нём, о разбойниках и орках, и вновь убедился в ошибочности своих суждений. Не успел я толком войти во вкус, как настала пора улепётывать во все лопатки, что, как обычно, не особенно мне помогло.

Выяснить, чей я всё-таки сын, удалось даже без орков - папочка смог определить это дело самостоятельно. Вместе со сверстниками, вернее, подражая взрослым и по примеру старших ребят, я довольно рано взгромоздился на лошадь. Сделать это никто не запрещал и не помогал, просто по логике нашего общего существования вместе с парнями и мужиками мы увлечённо возились с конями, упряжью, сёдлами, сбруями. Довольно скоро я настолько овладел искусством верховой езды, что смог сделать, ни разу не свалившись, кружок по лужайке на смирной упряжной Плаксе. Триумф мой был замечен и оценён Наджером в его обычной насмешливо-грубоватой манере, - как я погляжу, ты прожил достаточно, чтобы свернуть себе шею. Отныне будешь кататься по-настоящему.

___

Много позже я узнал, что это "кататься по-настоящему" называется конкуром и триатлоном. Настоящим наездником я стал годы спустя, но мне удалось не свернуть тогда шею в скачках по лесу, через препятствия, или просто дурачась на быках. А это могло выглядеть настоящим чудом. Я уверен, умения наших всадников широко известны и считаются колдовскими. Вы же, просвещённые дети мои, не хуже всякого кавалериста владеющие конным искусством, прекрасно осведомлены о природе этих чудес. Вы никогда не станете повторять за глупцами сентенции о непостижимости женской натуры или о женской логике. Беднягам просто никогда в жизни не доводилось объездить и приручить коня. Сделать своими взрывную ярость, мощь, всемогущество боевого скакуна! И простите старика за банальность, но я, всё же, отмечу, что причиной и основой всему служит любовь. Нужно просто любить лошадей и особенно свою, подаренную судьбою, лошадку. Ничего от неё не требовать, не ждать, тем более не рассчитывать. Просто любить потому что, она такая, и потому что она твоя.

Вот и папа никогда меня не наказывал, даже не поучал. Играл со мной, только пока я был ещё мал, в основном, носил на плечах, порой забывая совершенно, что на шее у него есть кто-то ещё. Собственно, таким образом я впервые испытал прелесть верховой езды. В пути я сидел, замерев, и боялся, что чудесный полёт происходит не со мной, что стоит мне напомнить о себе, он сразу же кончится. И столкнулся с первым жизненным разочарованием - за полётом неизбежно падение. Отец, входя в трактир, забыл пригнуться в дверях и наконец-то вспомнил о моём присутствии по истошному рёву. Но я подрос, обвыкся со своим местом позади него, и, как заведено самой жизнью, место это мне осточертело. Одним своим новым летом я так ему и заявил на приглашение залезать на коня. Что мне по силам одолеть дорогу к деду самостоятельно, на отдельной лошади. Папа ответил, что тогда я могу оставаться, он уедет один. В душе я сомневался в радушии деда в папином варианте, а значит и в смысле всего путешествия "без меня". Однако мне хватило ума не высказать этих соображений, я лишь с видом покорным судьбе сказал, что предпочитаю сбор мёда на пасеке перспективе свалиться дорогой с лошади и заблудиться. Отец серьёзно кивнул, расстегнул пряжку, вынул ремень и велел подойти поближе. Я не верил своим глазам - меня будут пороть??? Но всё оказалось ещё хуже. Он нагнулся с седла и подхватил меня под мышки, перехватился за ляжку и, как набитый тряпьём мяч, отправил себе за спину! Я уже всерьёз собрался падать, когда отец стянул нас обоих одним ремнём!

– Теперь можешь даже поспать, - весело воскликнул папа, посылая коня вперёд.

Мне не спалось. От поворота до поворота я, прижавшись соответственно левой или правой щекой к его спине, запоминал дорогу и считал шаги лошади, - тыгыдым-тыгыдым, раз, тыгыдым-дым-дым, два... Вы подумали, что занятием этим я пытался отвлечь себя от обиды? Напрасно, просто у меня уже тогда была очень хорошая память. И через месяц, когда папа без комментариев пристёгивал меня к себе, в рукаве моём таился нож.

Прода 03.04.2018

Часть пути я незаметно перерезал ремень, пока не осталось тонкой полоски. На удобном повороте, когда отец убавил ходу, я соскользнул по конскому крупу и откатился в подходящие лопухи. Полдня у меня ушло на преодоление того же расстояния, что верхом мы покрыли за пару часов. Хотя дался он мне без особого труда, к тому времени я уже стал довольно самостоятельным парнем. В замке я сразу же явился к Миле и честно рассказал, что упал с лошади, а папа не заметил и не услышал моих криков. Естественно, скромно умолчав, что падение я перенёс беззвучно. Мила, смеясь чудными глазами, так же честно посочувствовала папе, и особенно мне - дескать, я сам, сказав, что предпочитаю пасеку такому способу езды, избрал свою судьбу на сегодня. Потому обедать я буду хлебом с мёдом. И с краюхой в руках я с отвагой и торжеством обречённого отправился к пчёлам. Хотя честно, по сию пору предпочитаю яблоки, пусть и доводилось мне и падать с яблонь, и претерпеть от сторожей сада всяческие укоризны.

День прошёл средненько, ночка тоже выдалась не особенно спокойной, зудели и чесались от укусов руки и лицо. А утром ещё до раннего летнего рассвета прискакали дед и папа. Дед сам не свой от радости тискал внука, а папа исходил притворным, насколько я его изучил, раскаяньем. Дедушка потребовал мою версию событий, ну, я всё ему и рассказал - не мог я лукавить, предавать его. Узнав, что дело просто в приличной лошади, тот расхохотался, даже хлопнул отца по плечу. Он бы никогда не подарил мне своего, и дело не в том, что я был ещё довольно юн для боевого рыцарского коня. Вы ж знаете, рыцарь просто никому никогда не отдаст своего скакуна. Дед не зашёл к нам даже перекусить с дороги, сразу развернулся восвояси, а через день посыльные привели его подарок, белоснежного жеребца. Моего Снежика.

– Ну, теперь на этаком коне ты просто обязан стать принцем!
– добродушно улыбнулся отец. Он как раз со смехом рассказывал Миле, что обнаружил моё отсутствие одновременно с дедом уже у него в усадьбе. Всю правду обо мне ему поведал явно перерезанный ремень. Но всё равно дед бы ничего слушать не стал, и папа оставался в живых лишь до тех пор, пока мог показать, где потерял ребёнка. На этом месте он обрёл странный для меня вид, я впервые увидел, как он задумался. И повторил растерянно, - потерял ребёнка...