– Теперь я могу быть за тебя спокоен, сын мой, - неожиданно торжественно обратился ко мне.
– Ты доказав, что являешься истинным моим сыном, выбрал свою судьбу, и она сразу вознаградила твой выбор!

Я во все глаза, раззявив рот, дивился на неизвестного мне доселе папу. И он снизошёл к моему удивлению.
– Решено, к началу следующего семестра мы едем в столицу герцогства. Ты поступаешь в королевский колледж!

***

Сказать, что я обрадовался, было бы преувеличением, поскольку совершенно ничего не понял из папиных слов. Кроме того, что мы, скоро или нет, поедем куда-то далеко, и я там могу надолго задержаться. Однако далее выражать удивление мне стало неловко, я, захлопнув варежку, потупил взор и направился к своей судьбе, к лучшей её части - к жеребцу. Он покосился на меня недоверчиво, но, видимо, мой умоляющий вид тронул его большое сердце. Снежик немного расслабился, по его атласной шкуре пробежала рябь, он снисходительно всхрапнул и склонил голову ко мне навстречу. Я, не веря реальности происходящего, погладил, скорее, просто потрогал его чёлку. И он взглянул мне в глаза, заглянул прямо в душу! О Смысл Творения и Душа мира! Именно с того мгновенья я уверен, что у меня есть душа! Гм, ну, точно была до некоторых пор.

Я повёл его... то есть жеребца, конечно, взнуздали, и поводья были, но я даже не протянул к ним руки. Сказал "пойдём", сделал несколько шагов от башни, обернулся. Он смотрел так... я улыбнулся и повторил: "Ну, пойдём же! Я покажу тебе сад и речку". Он смешно неуверенно переступил копытами, и тогда я вместе с душой обрёл своего первого настоящего друга. Мы просто шли рядом, он как-то сподобился приноровиться к моему короткому шагу. Я рассказывал, что сейчас мы идём в сад, там здорово, только ему придётся разрешить мне на него залезть. Яблоки ещё не совсем созрели, и взрослые не разрешают их рвать. И не потому, что им жалко яблок, просто нельзя лазить по деревьям и ломать ветви, а с высоты его роста этого не потребуется. И ещё все сердятся, когда мы слоняемся без дела, так если я буду верхом, это будет не простым гулянием, а полезной конной прогулкой. Ведь он мой новый конь, мне положено осваиваться с ним. Снежик от удовольствия прядал чудными ушами и важно кивал.

После экскурсии по саду Снежик, вполне одобрив вкус яблок, позволил препроводить себя на речку. Он долго с явным беспокойством наблюдал, как я барахтаюсь в воде и, наконец, отважился зайти в реку сначала по колено. Я тут же принялся плескать на него, над нами получилась даже небольшая радуга. Жеребец притворно испуганно отпрыгнул на берег и снова зашёл в воду, уже по грудь. Я стежками рванул на стремнину, он поплыл следом, споро меня догнал. Какой же это восторг, впервые ощутить посреди коварной, изменчивой, ненадёжной реки надёжную шею! Вдвоём мы стали сильнее реки, сильнее всех... я почувствовал себя властителем всех царств и стихий! Хотя Снежика обуревали другие эмоции, ведь конь властитель пространства лишь на тверди под своими могучими ногами. И я сам решил, что достаточно испытываю его дружеские чувства. Мы вернулись к берегу, но вылезать из воды я не спешил. Вообще, я и по сию пору никогда не тороплюсь, особенно в бане. Снова начал брызгать, а он ответил! Копытами он брызгаться не мог, мы стояли на глубине мне по шею, так умник задействовал морду. Это дело натолкнуло меня на интересную мысль. Я перестал плескаться, подплыл к нему, вскарабкался. Снежик ждал нового развлечения, но такого ждать точно не мог. Я присел на корточки, ухватился за уши и перепрыгнул на голову, её аж притопило. Он негодующе вскинулся, что от него и требовалось. Целое мгновенье полёта, я и небо, я и река... снова я и Снежик!

Возможно, что вы сочли сии детские воспоминания проявлением старческого слабоумия. Коли так, читать далее не обязательно, писать тоже ничего не нужно, мне и без вашей писанины приходится читать достаточно сочинений недоумков. Тем же, кто ищет тайного смысла, просто объясняю - этот момент я привёл, дабы показать, как в играх дети, и ваши тоже, постигают законы самой жизни. Что значат для человека дружба, друзья? Это и собеседник, и новый уровень возможностей, и надёжное плечо. Не слишком задранная шея, умная голова и, в конце концов - трамплин. И кроме бескрайнего, как небо, счастья дружбы со Снежиком, я запомнил на всю жизнь эти мгновенья озарения, постижения.

Приятелей у меня всегда было множество, мы росли в замке одной дружной семьёй. А в большой семье лучше не сводить с братцев и сестрёнок влюблённых глаз - если двое шепчутся тишком, это значит, что кому-то третьему вскоре не поздоровится. И нужно обладать весьма изощрённой изворотливостью, чтобы этим кем-то ненароком не оказаться. Вам, чада мои, возросшие у меня на глазах в нашей дружной семье, где, не считая персонала, семь, одних только известных вам, любящих вас мам, трудно понять меня. У Милы и Наджера, даже если б они забросили все дела и занимались бы только нами, не хватило бы ни сил, ни рук, ни особенно ног, конечно, для приведения двух десятков разновозрастных пацанов и пацанок в хоть сколь-нибудь приличное состояние. Мы сами друг другу были и няньками, и воспитателями. Комендант с супругой задавали лишь общий вектор нашего развития, устанавливая определённые рамки и правила. И по правилам этим близился час занятий на лужайке за рвом, куда мы и направились. Там застали Наджера и почти всех замковых ребят, и он объявил, что я вскоре уезжаю из родного замка очень надолго. И дабы не казнила меня на чужбине совесть за зря нанесённые обиды, чтоб не мучил стыд не оплаченных долгов, сегодня и ежедневно в это время до обеда я вплоть до дня отъезда буду давать всем желающим сатисфакцию.

– То есть по морде, - пояснил ветеран мудрёное словцо.

Не то, чтобы его заявление вызвало ажиотацию среди ребят, но и спокойной их заинтересованности вполне хватило для того, чтобы в указанные часы я был весьма занят. Мы действительно прощались и находили друг друга, как впервые увидев. Наджер очень правильно это придумал, после серьёзного выяснения мелочи переставали для нас существовать. Мы вдруг осознали, что каждый день любой может покинуть нас навсегда, стали общаться без пустого зубоскальства лишь забавы ради, относиться друг к другу бережней, серьёзней. Ни у кого из нас слова "королевский колледж" не вызывали доверительных чувств, и даже коню моему стало ясно, что уж рукопашка там точно не будет лишней.

Снежика я тогда привязал к жердям ограждения и, щадя его, не укоротил поводья. После торжественного вступления Наджера едва мы с первым, рыженьким Таккетом, приступили к делу, как послышался громкий треск. Оглянулись - Снежик тремя страшными ударами передних копыт разметал жердь, к которой был привязан, и галопом поскакал к нам. То есть прямиком к нашему одноногому наставнику. Взвился перед ним на дыбы, заржал, Наджер упал на задницу, вскинув руки, будто мог защититься ладонями от страшных копыт. Не помня себя, я двумя прыжками настиг Снежика, повис на гриве, истошно вереща, - Неееет!!!

Жеребец нехотя опустился, уверен, что нарочно раскрошив копытом протез ветерана. Я обхватил его шею, прижался лицом, ощутил, как с дрожью уходит благороднейшее негодование. Наконец над моим ухом послышалось облегчённое презрительное "фр-р-р-ру"! Я, смущённо обернулся на Наджера - тот утирался рукавом, удивлённо-весело разглядывая жеребца.

Больше я никогда не привязывал Снежика. Во время наших занятий он прогуливался неподалёку, настороженно поглядывая за происходящим. И с приближением часа верховой езды всё нетерпеливее начинал фыркать. В конце концов я, иногда увлекаясь, получал его головой лёгкий толчок в спину и пару ласковых укусов за ляжку. Глупости немедленно прекращались, мы оба обожали конкур. У нас буквально сразу почти всё стало получаться на выездке. Неудивительно, что Наджер оценил, как мы подходим друг другу. Суровый ветеран смеялся и радовался с нами, приговаривая, что я и конь даже на морды почти не различны. И он бы, наверное, жутко смутился, скажи я ему, что и он на вид становится в эти мгновенья одних с нами юных лет. С его же слов, мы со Снежиком, если перевести лошадиные года в человеческие, получаемся одногодки.