Вот и исполнил я отцов наказ. Немного запоздало, каюсь. Я не ищу оправданий, мне не нужно ваше прощение. Хочу лишь передать, как в этом плане мне видятся моя и ваши судьбы. Я верю своему отцу и точно знаю - он верил в то, что мне сказал. Он верил в меня, когда мне шёл всего десятый год. Выходит - я не верю в вас? К чему тогда затеял эту писанину? Уж точно не затем, чтоб покрасоваться изящным слогом. И я всегда в вас верил, просто... боялся за вас. Да! Забери всё духи тьмы, мне было страшно! Что вашими слезами, жизнями возьмут с меня за все мои дела. А мой отец был светел, чист, и жил, не зная ужаса расплаты. Я мог бы написать, что так о вас заботился, и многие из вас всё приняли б за чистую монету. Нет! Я так же, как отец мой, знал всегда, что не смогу научить вас ничему хорошему, а в остальном вы вскоре превзойдёте и меня. Сказать, что не хотел для вас той жизни, полной неурядиц? Да, горька доля сиротки-школяра, когда ты сам себе защита и советчик. Вас же я защищал и лелеял, как себя, как собственную жизнь, как свободу. И что в итоге? Никто не причинит мне боли через вас. Теперь у меня есть семья, а у семьи есть вы - чувствуете разницу? Вы сами судите о себе лишь с точки зренья пользы для семьи! В отличие от меня - я жил всегда отдельно от всех и вся. Так и погребите в своё время прах мой в лаве драконьего озера. Я знаю, что все вы, особенно юнцы, мечтаете украдкой о свободе, о приключениях-свершеньях, о борьбе. В конце концов, о собственной судьбе. Скажу вам просто - доброго пути. Напутствие вы видели, свободны. Летите вдаль! Вслед за отсеканием хвостов, сдачи всех курсовых работ, рефератов, зачётов, экзаменов, написания дипломного проекта и защиты оного. И, уж конечно, после моего личного одобрения ваших сочинений по сему мемуару. Тем паче необходимому, что, увы, образование ваше лишь вам и кажется превосходным. В том нет вашей вины, сиё моя заслуга - иное знание гнетёт, ломает души. Но коль уж вам однажды суждено занять свои места в нашем оплоте, земля вас не удержит древней пылью, вы отряхнёте её с крыл.

А если без пафосу, вы не можете многого себе даже представить. Знакомые вам сызмальства предания, народные ли песни, творенья ль менестрелей - всё лож. Я знаю, о чём говорю, поскольку лично сочинил многие из них. Вот, например, я написал "славный град Дузвилл". И вы сочли это неумной иронией. Наверное, крутите перстами у виска: "Что он несёт? Какая столица???" Конечно! Старая столица, известные вам древние руны, наследие предтеч. Найденные там артефакты действительно очень древние, что ошибочно принимается за доказательство древности самих руин. Поверьте очевидцу - я видел Дузвилл процветающим, а мне не так уж много лет. И уж не сомневайтесь, я долгие годы пристально следил за тем, чтоб никакому умнику бы не взбрело расспрашивать камни развалин. Зачем мне это было нужно, вы уясните далее.

А тогда мы ехали по широкой, удивительно гладкой и ровной дороге в предместьях Дузвила. Я и не понял сразу, что мы в предместьях - просто ровная дорога меж сплошных высоких живых ограждений. За ними располагались все мануфактуры и заводы, люди там не жили. Вы спросите, как на предприятия проникали рабочие, если заросли были сплошные и непролазные? Немного позже я узнал, что по воздуху. Да, по воздуху, именно так, как это принято у нас - по подвесной дороге. Говорят же вам, что не такие уж они были древние! Или по реке и каналам, кто жил недалеко. По воде осуществлялась и вся логистика. Так что впервые я запомнил лишь ровный, как стрела, тракт и стены живых изгородей. Так же запомнились они мне и перед первым пожаром. Простите, не берусь с уверенностью утверждать, что пожар тот был самым первым в истории города - в школе нам ни о чём подобном не рассказывали. То есть таким мне запомнились предместья Дузвилла до первого пожара, устроенного при моём непосредственном участии. Более того, я приложил немало усилий к самому его устройству. Каковы у меня были причины на это, я обязательно попытаюсь вам объяснить. Только последний раз повторяю - не ждите от меня оправданий. Итак, мы с папой миновали предместья и въёхали на окраины. Что уже начался город, я понял сразу. Таким мне его описывала Мила - шумным, неряшливым, бестолковым.

Сначала я его лишь услышал. Отец строго запретил прикасаться к шторам, но такой шум им было никак не заглушить. Множество голосов, шорохов, скрипов, лязгов, звонко взрезали мальчишеские выкрики: "Дэйли мирор! Пожар в притоне на Кусковке! Снимки с места происшествия! Два десятка голых шлюх выпрыгивают с третьего этажа в объятия стражей!!!" И, конечно, после столь неблизкого пути я ни с чем бы уже не спутал отчаянную ругань возчиков. Наше движение замедлилось, часто сменялось остановками и поворотами под указанный выше аккомпанемент с неожиданными вступлениями непонятных мне тогда свистков. Вдруг шум стих, его как отрезали, мы куда-то въехали. И точно, вскоре экипаж остановился, отец сказал, - выходи и держись ко мне поближе.

Тон его был строг, ему не потребовалось уточнять: "И веди себя тихо". Из возка мы вышли в обычном каретном дворе, как в дедушкиной усадьбе. Но чужом, даже чуждом - никто не подпирал спиной заборов сидя или стоя, не ковырялся задумчиво в носу, вокруг царила деловитая, городская суета. Нас, судя по всему, ждали и находились в готовности. Работники без лишних слов выпрягали лошадей, зачем-то принялись снимать сиденье с козел, лакейскую ступеньку на запятках. Под низ возка на деревянные подставки установили железные цилиндры с длинными ручками-рычагами. Принялись раскачивать рычаги, и цилиндры стали удлиняться! Только, пожалуйста, не говорите мне потом, что это были домкраты - я знаю, просто тогда увидел впервые и принял за волшебство. Всё вокруг казалось заколдованным, и мастеровые напомнили мне сказочных гномов. Отец взял меня за руку и повёл. Оглянувшись напоследок в воротах, я увидел, как работники сняли с экипажа двери, и приятели папы зачем-то забрали их с собой. Мы вышли в проулок, прошли немного между высоких кирпичных стен каких-то складов или мануфактур и вышли на улицу. Монахи, не простившись с нами, свернули налево, а я и папа неспешно пошли направо. Он вёл меня за руку и давал необходимые пояснения к только что мною увиденному.

Оказывается, продать частный возок очень непросто. Особенно в городе. Седаны, как дедушкин, с площадкой для слуг или багажа сзади здесь не очень популярны. В тесноте требуются универсалы, которые не требуется разворачивать - лошадей можно запрячь с любой стороны. Вообще, городские люди очень привередливы, желают владеть вещами, сделанными персонально для них, вот мастера и делают из потерявших актуальность экипажей совершенно новые на заказ - кому с переменным клиренсом, кому с обычными тормозами, а кому и вовсе без тормозов, но с обязательными навесными частями кузова. Я, конечно, мало, что понял, но для себя уточнил.
– А двери?

– Гм, двери. Видишь ли, сынок, на дверях стоит герб владельца, если он рыцарь или просто купил себе дорожный герб, а если своего подорожного герба нет, палата стражей дорог выдаёт обычный, но для каждого возка строго индивидуальный. Официально считается, что возок - это только двери с гербом.

– Но как же всё остальное?

– Хм. Дорожным стражам в основном хватает гербов на дверях, они очень редко требуют предъявить свиток истинности транспортного средства и сличают руны на перекрестии основания или на раме.

Я снова кивнул, будто всё понял, и папа, поверив, видимо, что его сынок и вправду "маленький гений", всё для меня совершено запутал, добавив.
– Вот видишь как просто! А дедушке мы возьмём другой, только поставим старые дверцы, так что его возок фактически вернётся к нему в целости!

Мне было совершенно ясно только одно - я попал в очень странное место, которое мне сходу не понять. Папа ещё рассказывал, отвечая на мои вопросы, что такое клиренс и зачем блокировка тормозов, а я впитывал городские впечатления. Мы немного прошли по широкой улице с дорогой посередине для повозок, и с тропинками для пеших по краям. Меня поразили дома - они все были шириной с дедушкин замок, а высотой больше нашей башни! Двери домов стояли открытые, в некоторых не было даже самих дверей, просто проходы. Через них ежесекундно сновали серьёзные люди с папками подмышкой. И по пешеходной дорожке все едва ли не бежали. Наконец мы свернули в один из переулков и попали в другое царство! Тёмное - переулок оказался узким, казалось, что стены домов смыкаются в вышине. Встречные выглядели не деловитыми, а хмурыми, злыми. И это было рыбное царство - рыба была повсюду. Её везли в тачках, несли в мешках и корзинах, она висела под каждым окном и на протянутых над головой верёвках между домами. Сверху, как снег, опадали чешуйки. Солнце вытапливало жир, вокруг стоял резкий рыбный запах. Впрочем, не только рыбный. Я впервые увидел окна цоколей и полуподвалов, мне было забавно думать, кому пришло в головы закапывать их в землю? Первое впечатление самое сильное, первые слова самые памятные. Город встретил меня надписями на стенах над окнами полуподвалов: "Не срать!"