Приятные, вежливые слова, в то время как она кивнула головой на несколько акров неухоженных джунглей, растянувшихся слева. Она не считала себя придворной дамой, но она вполне могла бы лгать достаточно хорошо. Он полагал, что этот навык был бы полезен для целителя.

— Мне было бы приятно, — сказал Шаол, протягивая руку.

Ирэн снова замерла, изображая скромность, заглядывая через плечо на тех, кто был в бассейне. Наблюдая за королевской семьей. В том числе, за Кашином.

Он позволил бы ей выбрать, когда и как еще раз дать понять принцу, что ей это неинтересно. Хотя он не мог избежать слабого чувства вины, когда она провела рукой по его руке, и они вошли в тень джунглей оазиса.

Кашин был хорошим человеком. Шаол сомневался, что его слова о том, что они хотят идти на войну, были ложью. И возможно было рискованно противостоять принцу, выставляя напоказ то, что у него было с Ирэн… Шаол взглянул на нее, его трость закапывалась в корнях и мягкой почве. Она одарила его слабой улыбкой, щеки все еще были красными от солнца.

К черту беспокойство о противодействии Кашину.

Весеннее журчание в оазисе смешивалась с вздымающимися пальмами над головой, когда они направились глубже между фауной, прокладывая свой собственный путь — не держась какого-то направления.

— В Аньеле, — сказал он, — на дне долины рядом с Серебряным озером есть десятки горячих источников. Тепло сохраняется благодаря отверстиям в земле. Когда я был мальчиком, мы часто купались в них после целого дня тренировок.

Она осторожно спросила, как будто понимая, что он действительно делиться этим кусочком себя:

— Это обучение вдохновило тебя присоединиться к охране?

Его голос был хриплым, когда он наконец сказал:

— От части. Я был просто… хорош в этом. Борьба и фехтование, стрельба из лука и все такое. Я получил подготовку, которая была подходящей для наследника лорда горных людей, которые долгое время отбивались от диких людей из Белоклычьих гор. Но моя настоящая подготовка началась, когда я прибыл в Рафтхол и присоединился к королевской гвардии.

Она замедлила ход, двигаясь вокруг сложного гнезда из корней, позволяя ему сосредоточиться на том, куда поставить ноги и трость.

— Я полагаю, что упрямство и голод сделало тебя хорошим учеником по дисциплине.

Шаол усмехнулся, подталкивая ее локтем.

— Это так. Я был первым на тренировочном поле и последним. Несмотря на то, что я каждый день был ранен.

Его грудь сжалась, когда он вспомнил лица тех людей, которые его обучили, которые толкали и толкали его, из-за которых он хромал и кровоточил а затем следили за тем, чтобы он был отправлен в бараки. Обычно вместе с сердечной трапезой и хлопаньем по спине.

И в честь этих людей, его братьев, он хрипло сказал:

— Они не были плохими людьми, Ирэн. Те, с кем я… я вырос, с кем я командовал… Они были хорошими людьми.

Он увидел смеющееся лицо Реса, румянец, который молодой охранник не мог спрятать вблизи Аэлины. Его глаза горели.

Ирэн остановилась, оазис напевал вокруг них, а его спина и ноги были более чем благодарны за отсрочку, когда она сняла с него руку. Прикоснулась к его щеке.

— Если они частично ответственны за то, что ты… ты… — сказала она, вставая, напротив него, — тогда я верю, что они такие.

— Были, — выдохнул он.

И вот оно. Это одно слово, которое было проглочено почвой и тенями оазиса, что он едва мог стоять. Были.

Он все еще мог отступить — отступить от этой невидимой пропасти перед ними. Ирэн оставалась стоять рядом, рука, покоящаяся над его сердцем, ожидая, что он решит, говорить или нет.

И, может быть, только потому, что она провела рукой по его сердцу, он прошептал:

— Их мучили несколько недель этой весной. Затем убили и повесили на воротах замка, — горе и ужас было в его глазах. Он едва вздрогнул, и продолжил:

— Ни один из них не сломался. Когда король и другие… — он не смог закончить. Еще нет. Возможно, никогда, чтобы противостоять этому недоверию и вероятной правде. — Когда они допрашивали охранников обо мне. Ни один из них не сломался.

У него не было слов для этого — это мужество, эта жертва.

Горло Ирэн дернулось, и она прижалась к его щеке.

И, наконец, Шаол вздохнул:

— Это была моя вина. Король, он сделал это, чтобы наказать меня. За побег, за помощь мятежникам в Рафтхоле. Он… это все из-за меня.

— Ты не можешь винить себя.

Простые, искренние слова.

И совершенно неправильные.

Они вернули его обратно в себя, более эффективно, чем вылить ведро с холодной водой.

Шаол оттолкнулся от нее.

Он не должен был говорить ей, не должен был обсуждать это. В ее день рождения, боги. В то время как они должны были сосредоточиться на поиске любого вида информации, которая могла бы им помочь.

Он взял свой меч и кинжал, и, когда он хромал в пальмах и папоротниках, оставив Ирэн, он проверил, чтобы они были пристегнуты к его талии. Проверял их, потому что ему нужно было что-то делать своими дрожащими руками, с его болью.