Оставалось мне лишь одно дело, и делать мне его очень не хотелось. Может, так и оставить? Все равно уже все и так ясно. Я добрел до конторы. Дежурный доложил, что никаких событий не было.

– Хорошо, - сказал я.
– Мне еще проверочный обход предстоит, но я хочу передохнуть полчасика. Может, документами займусь. А может, усну. Если усну - через полчаса меня разбудить.

И я ушел в свой кабинет. Через полчаса...

Давай предположим, будто я тебе свой сон рассказываю. А может, это и был лишь сон. Мне часто потом это снилось, вот я и подумал однажды - а не приснилось ли мне это и в первый раз. Словом, хочешь сном считай, хочешь - явью.

Так вот, снилось мне, будто дежурный разбудил меня через полчаса. Я уснул прямо за столом, уронив голову на папку с делом Сеньки Кривого. Проснувшись, я, не мешкая, отправился в путь, в деревню Митрохино. Бабка-коровница встретила меня во дворе. Затревожилась сильно, меня увидев.

– Чего вам надо, гражданин милиционер?

– В дом меня проведи. Хочу твоего сына-инвалида видеть и с вами обоими потолковать.

Она засуетилась, машинально отерла руки о ватник, провела меня в дом. В жарко натопленной, чисто прибранной комнате стояло кресло, а в кресле сидел парализованный молодой человек. Ладный был парень, видать, до того, как его прихватило. Некрасив, но все равно лицо привлекательное - из добрых, знаешь, таких лиц, которые всегда вызывают сочувствие. И злобы не было в его взгляде, скорей умоляюще он на меня посмотрел.

– Ну, здравствуй, - сказал я.
– Как зовут тебя?

– Володя, - сказала его мать.
– Володей его зовут. Нет, вы не думайте, с головой у него все в порядке, и говорить он может. Робеет он сейчас. Да и переживает.

– Знаю, что переживает, - сказал я, на ножки кресла поглядел.
– Колесики к ним Тяпов приделал?

– Да, он, - это уже Володя заговорил.

– Кто он тебе?

– Брат он его двоюродный.
– Это мать в разговор вступила.
– С детства дружили. А после того как Володя с площадки поезда сорвался, очень Толя о нем заботиться стал.
– «Толя»? Это она Тяпова имела в виду.
– Ну, и они друг к другу всем сердцем привязались. Толя говорил еще, что Володя его отдушина, что у нас он душой отдыхает. Без Толи мы пропали бы.

– Он вам корову обеспечил?

– Да. Прошлой весной рассказал, что, слышал, из города разнарядка пришла, помочь коровой бедствующей семье, лучше всего с инвалидом, чтоб, значит, в газетах прописать об этом. «Теперь, говорит, семью выбирать будут. А я уж потихоньку постараюсь, чтобы вас выбрали. Корову у вас забрали? Забрали, вот и вернут. А в газетах лишний раз пропишут про щедрость советской власти. Вы уж не забудьте советскую власть за заботу поблагодарить, если журналисты и до вас доберутся.»

– С коровой вы и выжили?

Я повернулся к Володе:

– А щенки все погибли?

– Нет...
– Он улыбнулся бледной счастливой улыбкой.
– Один еще держится. Может, выходим... А откуда вы про щенков знаете?
– вдруг спохватился он.

– Я все знаю, - ответил я.
– А ты знаешь хоть, что твой Толя натворил?

– Неправда это, - убежденно ответил Володя.
– Толя добрый.

– Для кого добрый, а для кого... Волков он где держал?

– Сперва на конезаводе, пока тот еще пустовал. Потом, под Новый год, на несколько дней у нас селил, искал волкам новое место. Где-то устроил их. Где - не знаю. Только забрал в начале января. Волчиху то есть. Волк сбежал и исчез. Толя каждую ночь его искал, подманивал, но без толку. Потом открылось, что волчиха беременна. Позавчера вечером он нам щенков принес, когда... Но не он это...

– Пусть не он.
– Для него Тяпов был ангелом, и тут не переспоришь; да и охоты мне не было спорить.
– Кто по ночам выл - волк сбежавший или Тяпов, волка приманивая?

– Я так понял, что по-разному бывало, - сказал инвалид.
– Но не интересовался особо, просто знал, что он по ночам волка ищет.

– Волки тихо себя вели в те дни, что у вас жили? Корова не нервничала? Где их держали - то есть, ее, волчиху - я все время забываю, что волк сбежал, а волчат еще не было?

– Да, корова в те дни совсем мало молока стала давать. Хотя держали волчиху далеко от нее, на замке, в дровяном сарае. Толя умел с ней разговаривать - пошептал ей что-то, и она все дни тише мыши просидела.

– Мда... А куда волчонок денется - если выживет?

– Другом моим будет, - с горячностью сказал инвалид.
– Верным и единственным. Знаете, как он любить меня будет!

– Они оба были без ума от этой идеи, - сказала его мать.
– Совсем на ней помешались. Володя - от мысли, что не одинок будет, когда ни меня, ни Толи рядом нет, а Толя - от радости за Володю!

– Ведь про родство ваше с Тяповым все знают?
– спросил я.

– Да, все, - ответила мать.
– А что тут дурного?

– Ничего дурного. И вам без вреда. Все знают, что вы безобидные. И про ваше родство с Тяповым никто не вспомнит... пока волчонок по двору не забегает. Убить его убьют, ясно. Еще придумают что-нибудь навроде того, что это Тяпов воскресший. Но, главное – пока волчонок глаза людям мозолить не начнет, никто не свяжет воедино вас, Тяпова и корову... А что, корове вашей многие завидуют?..

– Не то чтоб завидуют...
– сказала мать.
– На жизнь серчают. А такой зависти, чтобы именно на нас особый глаз держали, нету. Не придираются к нам... Погодите, - добавила она, начиная соображать, что к чему.
– Вы хотите сказать, что как волчонок на глаза кому-нибудь бросится, это будет как спичкой при сухом сене чиркнуть? Про выкормыша оборотня зашумят или про что-то навроде этого, и нас в Толины подельщики запишут - начнется разбирательство, и власть у нас корову отберет?