(Она же не говорит никому, что плачет).

– Будет девочка, - Малия пытается небрежно, но голос срывается все равно.
– Девочка-койот, которая в восемь разорвет на части свою семью.

Крис бы ответил, что она не виновата, но самого тот же демон гложет: что рассказал тогда, позволил, не смог спасти.

Эллисон.

– Ты должна оставить ее.

– Я не могу.

– Ты должна, - у Криса взгляд холодный, но Малия привыкшая, Малии никогда больше, как тогда, в Айкене, не согреться.

– Виктория, моя жена, - он начинает вдруг, - сделала четыре аборта, прежде чем появилась Эллисон. Ни один врач не смог этого объяснить, но еще одна прерванная беременность могла убить и ее саму. И тогда родилась Элли. Она запретила называть себя так, когда ей исполнилось восемь. Всегда отважная и не умеющая плакать, она боролась с собой и боролась за других.

Та, которая на сердце вырезана, которая кровоточит до содранных костяшек и искусанных губ. (у них, не у нее, Малии).

Та, что под дубовой крышкой теперь.

– Издержки пути, который я выбрал.

– Но я не выбирала!

Малии волком хочется выть, драть глотку, чтобы только без: я боюсь, Крис.

– Когда ты ставишь крест на последней могиле, понимаешь, сколько ошибок совершил и сколько слов не сказал.

Это оседает горечью, и все, что нужно, - обнять, прижать к себе, потому что он поломан, потому что заживо похоронен. У него сердце в земле бьется. Промозглой и сырой, как жизни их (от слез не высохшие).

Малия бы поделилась, у нее теперь два, но быть здесь не может больше. Она снова бежит, только теперь от правды. Той, что проглатывает, не пережевывая, целиком, какие есть. Бежит и падает в руки Скотта, который битый час лес шерстит, чтобы ее найти.

Он хватает за плечи, смотрит так, будто вот-вот растворится, исчезнет, рассеется, как дым.

Будто он ни за что ее не отыщет.

И тогда он целует, запоминая. Целует, чтобы больше никогда не потерять.

========== любит ==========

Малия появляется в лофте аккурат четырнадцатого числа с широкой улыбкой и валентинкой, вовнутрь упакованной с пометкой “не открывать”. На улицах разноцветные шары, а у Криса холодная простота углов и стен. И оружие, выставленное в ряд.

– Я придумала! Ее заберешь ты.

Она обрушивается на голову, как прямой приклад.

– Твою дочь?
– он спрашивает так, для ясности.

– Она не сможет убить тебя, и ты знаешь, что делать с оборотнями.

Будто самое очевидное на свете.

– Ты все знаешь, Крис, ты справишься.

– Хочешь, чтобы я воспитывал твою дочь?

– Нет, ты будешь воспитывать свою дочь, которая просто когда-то была во мне.

Крис достаточно времени с девчонкой провел, чтобы настрой понимать. И да, Малия не шутит. Кажется, она понятия о чувстве юмора не имеет.

– Это Скотт предложил тебе?

– Нет, но он уверен, что это лучшая идея, которую мы могли придумать.

Арджент смотрит пристально, глазами сверлит до дна души.

– Тебе не придется больше ставить кресты, Крис. Это твой шанс. Шанс начать заново, - Малия хватает за руку нескладно, по-детски.
– Я думаю о тебе.

– А кто тогда подумает о тебе?

Это резко. Это бьет под дых и поражает, как молния, как заточенный финский нож.

– Скотт, - она жмет плечами. Нескладно. Неуверенно.
– Он альфа, он…

Не Стайлз.

– Он всегда рядом, - у нее вой ногами застревает в горле.

– Ты уверена, что делаешь правильный выбор?

– Я уверена в тебе, Крис.

Малия на восемьдесят пять процентов состоит из боли. Брошенная, забитая до гематом-мечт, которые исчезают быстрее, чем исполняются, оставленная на дороге к “завтра” (не своему, у нее нет) и забытая еще вчера.

– Борись за себя, Малия, обещай мне, что не сдашься.

Он поверить не может, что плот пробит, а она не тонет.

– Знаешь, я ведь все еще могу оторвать тебе голову.

Малия улыбается, и Крис уверен, что в ней не ошибся.

//

Стайлз появляется в ее доме аккурат четырнадцатого числа в четыре с четвертью часа. Выбивает плечом дверь (хорошо, отца нет) и ловит запястье, сжимая, пережимая, оставляя пальцев следы.

Раньше - по всему телу: под ребрами, на бедрах. В последний раз были так близко, когда мяли простыни на его кровати, когда он ядом по венам пролился, когда с ней был, в ней.