Выглядит, честно, по-идиотски, как и титры, которые на экране плывут. Малия закатывает глаза и поражается этим двоим, которые клялись когда-то, что ребенка воспитают, на ноги поставят и нужным обеспечат (однажды). Ха.

Она в решении своем уверена на сто ударов по рэйкеновской морде и жалеет только о зря потраченном времени. Она же не кицунэ, которая минуты столетиями мерит.

С острого языка капля желчи почти срывается (спасибо Стайлзу за сарказм), когда дочь решает вдруг, что порядком там, внутри, засиделась, и пора уже и честь знать.

Некстати. Невовремя. Эта черта от Стилински явно.

– Скотт, - она стискивает зубы.
– Звони. Мелиссе. Живо.

– Что, уже?

Ответ приходит со святящими глазами. Малия рычит, цепляясь за диванную обивку, и разрывает, раздирает до поролоновых внутренностей (хорошо, не макколовских).

– Скотт.

– Разве это не должно происходить… постепенно?

– Откуда мне знать?
– орет она.

Телефон в рюкзаке через девять кругов ада (рассыпанный попкорн там же) и Стайлза, которому МакКолл на радостях бьет под ребра. Ногой. В стиле альфы. Тот, конечно, в себя приходит моментально. Кашляет, за бок хватаясь, и, наконец, в происходящее врубается. Он растерян меньше, но Малия почему-то кулаком в его лицо заезжает, не Скотта.

– Я-то что сделал?

– Заткнись, Стайлз!

Ему ума хватает, чтобы промолчать (обиженно), и все трое под конец все-таки умудряются залезть в джип. Роско, что удивительно, заводится сразу.

– Живее!

– В среднем схватки могут длиться до двенадцати часов, - Скотт понятия не имеет, зачем это говорит. Стайлз, к счастью, спасает, в пол-оборота разворачиваясь.

– Дыши, Малия. Давай, вместе со мной. Раз. Два.

МакКолл суть улавливает быстро. Вдыхает, выдыхает. Делает то же, что и Стайлз.

– Прекратите, вы меня раздражаете, - Малия сжимает зубы и впивается когтями в кресло. То, что Скотт гладит по спине (очевидно, чтобы успокоить), из себя выводит еще больше.

Она чувствует, как по шее стекает пот (будто в замедленной съемке). Закрывает глаза.

Вдох.

И слышит, как сестра, Кайли, напевает под нос ту дурацкую скаутскую песню.

Мама смеется, стуча пальцами по рулю, подпевает. Малия тоже, потому что знает слова - они же вместе учили, еще тогда, в лагере.

Выдох.

– Малия?

Скотт обхватывает руками ее побелевшее лицо, убирает мокрые пряди со лба и в глаза смотрит - они пустые.

Что-то пошло не так.

– Малия! Малия, посмотри на меня!

Мама кричит. Кайли хватается за ее руку и крепко стискивает, и плачет. Плачет, потому что ей страшно.

А потом удар. Стекла бьются. Ремень безопасности вонзается в ребра, режет, пластует. Трудно дышать.

– Она превращается, Стайлз!

– Держи ее! Морально. И физически. Будь якорем, — он на взводе. Все они.

– Ты ее якорь.

– Уже нет.

Роско, бедный, еле дышит. Стайлз, который педаль в пол вжимает, тоже.

Койот Скотта побеждает. Альфу - нет. Он прижимает ее к себе, удерживает и сдерживает, потому что должен. Терпит, даже когда она когтями разрывает футболку, кожу. Он почти фарш. Высококачественный, из оборотня. Ладно, исцеляется.

Малия дышит бешено, кривится, пополам сгибается прямо в его руках (исполосованных).

Скотт гладит по голове, волосам, прижимаясь губами к виску и обещая, что они справятся, что худшее позади.

Он себе врет или ей?

– Скотт.

“Мы в заднице” повисает где-то между “у нас проблемы” и “чувак, все пиздецки плохо”.

– У нее кровь.

Дальше - кадрами, черно-белыми, выеденными зубами сучьей жизни.

Он помнит, как Малию на руках держал. Помнит запястья тонкие. Губы. И холодно-профессиональное “ждите здесь”. Мелисса правда его мать?

К черту. Скотт не может больше, не сейчас, когда она в его голове кричит. Волчьим слухом цепляется за обрывки слов (миллионы, миллионы слов), зажимает уши, выть готов, раскроить череп, чтобы без

пульс падает.

– Брат, ты в порядке?

– Нет. Малия. Что-то не так. Мама. Арджент.

Слышит каждый удар сердца, каждую букву, слог. Путается, не распутывается, он просто сходит с ума.

– Скотт?
– Стайлз паникует. Стайлз едва ли снова не задыхается.
– Лидия?! Господи, как хорошо, что ты здесь!

Он ее за руку хватает и молится, чтобы она объяснила ему, сказала, что делать, потому что сам не понимает, не знает, не может разобраться.

(бесполезный).

Но вместо ответа: