Губы двигались, без участия мозга шепча молитвы, в то время как глаза цепко следили за двумя парами ног у дверного проема. Внезапно рев в ушах, который преследовал ее с самой лестницы, сменился мертвой тишиной.

– Так мы забираем всё? Планы, имена, схемы…

– Каждый клочок пергамента, Крэбб.

При звуках второго голоса Гермиона прищурилась, а от узнавания волосы у нее на загривке встали дыбом. Она все еще искала оружие. Все что угодно, чем можно было бы запустить в этих двоих, чтобы добраться до двери. Если она будет достаточно быстрой, чтобы увернуться, и сможет найти доску или нечто похожее…

Ладонь отчаянно ощупывала толстый слой пыли и извести, поднимая их в воздух. Гермиона сделала вдох, горло обожгло, и она подавилась кашлем.

Ноги вошедших приблизились, черные мантии колыхались при ходьбе. Гермиона решила, что она, наверное, перестала дышать. Девушка была уверена, что ее услышат даже сквозь хруст шагов. Это был всего лишь вопрос времени. Поблизости не было даже намека на ее палочку, зато вокруг лежало по крайней мере три десятка пергаментов, за которыми эти двое сюда пришли.

– Потолок горит… Нам лучше поторопиться, – снова раздался низкий голос Крэбба, но Гермиона больше не могла его видеть из-за второй пары ног, закрывшей ей обзор.

Она прижала руку к груди, наивно пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Гермиона решила – она опрокинет стол. Так же было в каждом из фильмов, что она смотрела. Она перевернет стол, и неважно, как больно это будет, а затем… а затем…

– Ты прав, тупица. А нас еще атакует этот гребаный Орден. Не стой без дела, отправляйся на третий этаж в следующую комнату. Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше.

– На…

– Третий этаж, – отрезал второй голос.

Имя говорившего не упоминалось, но Гермиона не сомневалась, чьи именно ноги сейчас стояли у стола. И это было просто прекрасно. Вся эта ночь. Прекрасно.

Она бы лучше осталась с Крэббом. Так появился бы хоть какой-то шанс на спасение. Она, возможно, смогла бы подождать, пока парень повернется к ней спиной, и тогда бы просто проскользнула мимо него. Малфой (Гермиона всё еще не могла в это поверить) не будет таким невнимательным.

Судя по тяжелым шагам, Крэбб ушел, а Малфой хранил молчание. Он совсем немного сместился со своего места, и девушка могла слышать шорох бумаги, пока он собирал что-то со стола. Если бы не было до такой степени тихо, она бы уже сдвинулась чуть левее так, чтобы оказаться сбоку от парня и напротив двери. Если бы она рванула, то могла бы застать его врасплох и добраться до выхода прежде, чем он достал бы свою палочку.

Ожидание и ужас заполнили собой каждую косточку, каждый мускул, который должен был двигаться, чтобы вытащить ее отсюда. Тишина давила, и Гермиона почти что хотела движения, лишь бы нарушить ее.

– Похоже, ты измазала кровью все эти пергаменты, которые я искал целый месяц. Понадейся на тебя – и похерь всё к чертям. Я думал, до них уже дошло, насколько ты неумелая.

Гермиона сверлила взглядом дверь, но не видела ничего. По столешнице забарабанили пальцы, затем снова раздался шорох бумаги. Ее кровь? Он говорил с ней? Всё это могло иметь смысл, только если было сном.

– Можешь вылезать оттуда, Грейнджер. Тебе, похоже, нравится прикидываться грязью, но сейчас время уходить.

Гермиона могла только в шоке пялиться на его ноги, пока ее сердце колотилось так сильно, что это было даже больно. Мысли вихрем носились в голове, и она поняла, что совершенно не представляет, что делать. Он обнаружил ее, у нее не было палочки, она была ранена, и не было никакого выхода.

Воздух вылетел из легких, словно ей врезали под дых, и когда Малфой отступил на шаг назад, Гермиона тоже шарахнулась. Да будь она проклята, если встретит его, стоя на коленях. Если бы только у нее была палочка. Будь это так, она бы расправилась с этим ублюдком быстро и безжалостно.

Гермиона смогла подняться только со второй попытки. Она хотела опереться на что-то твердое, чтобы стоять прямо, будто ничего и не случилось. Вместо этого она привалилась к стене, скользя по поверхности только левым плечом и не спуская с Малфоя глаз.

Казалось, он немного вырос. Он был около ста восьмидесяти сантиметров ростом и там, где раньше был тощим, теперь стал шире и больше. Но он все еще был худощавым. Не будь у него палочки, она могла бы попробовать проскочить. И судя по тому, как сильно Малфой был окровавлен, много кто думал так же.