17:54

Гермиона проскользнула мимо нескольких беседующих друг с другом охранников и быстро свернула в следующий коридор. На ее ладони была нарисована карта, и, судя по ней, нужная кладовка находилась за пятым поворотом. Ее маскировка постепенно ослабевала, и Гермиона знала, что с Малфоем сейчас творится то же самое. Ему пришлось так долго подбираться к Бакли, что закончилось даже продленное действие чар. Гермиона не сразу обратила на это внимание, слишком увлеченная тем, что Малфой и вправду достаточно хорошо летал, заметила, лишь когда сдула с глаз начавшую курчавиться прядь волос.

Она надеялась, что при необходимости он смог ускользнуть из виду и обновить на себе заклинание. Ей же оставалось только прятаться в условленном месте и ждать, пока Малфой появится. И наверняка тот будет очень доволен собой, ведь он был уверен, что их не смогут обнаружить, – а она все утро подтрунивала над его зацикленностью на запасных планах. Не то чтобы Гермиона находила их бесполезными, просто в этот раз не видела в них надобности.

Повернув за угол, Гермиона посчитала двери и ускорилась, опознав нужную. Срочность и необходимость всегда ощущаются острее, когда цель почти достигнута. Будто может вмешаться судьба и в последний момент лишить тебя того, к чему ты уже протянул руки.

В помещении было темно, но Гермиона все равно пробралась внутрь. Учитывая ее неспособность видеть в темноте, избегать острых предметов и не спотыкаться, дорога вглубь комнаты оказалась насыщенной и болезненной.

Ей пришлось ждать всего три минуты, хотя и те тянулись безумно долго, когда дверь снова отворилась и тут же захлопнулась. Раздалось приглушенное бормотание, шепот, и комнатушку озарил свет.

– Грейнджер?

– Угу, – голос ее звучал несколько жалобно, но она была занята тем, что нянчила поврежденные палец и коленку.

Малфой вывернул из-за груды коробок, и Гермиона очень быстро забыла о телесном дискомфорте. Она предполагала, что выглядит несколько глупо, ошеломленно пялясь на него, да еще и с пальцем во рту, но ничего не могла с собой поделать.

Спасибо богам за квиддич.

А если точнее – за форму для квиддича. Это было сродни обезболивающему. Только поступающему в организм через глаза. С сексуальными побочными эффектами.

Его облегающие брюки сидели низко на талии и крепко обхватывали все нужные места. Гермиона не могла сказать, обращала ли она раньше внимание, насколько мускулистыми были его бедра, но она замечала, и не единожды, выпуклость между ними. Эластичный материал не скрывал ничего, а Малфоя этот факт, кажется, ничуть не беспокоил.

Его рубашка и игровой свитер плотно облепляли влажную кожу, не оставляя сомнений в том, что Малфой был в достаточно хорошей форме, дабы без особых усилий перенести сегодняшнюю тренировку. Глаза снова стали серыми и от освещения казались особенно яркими, светлая челка потемнела от пота.

Если говорить прямо, посмотреть было на что.

– Что стряслось?

– Что?

– Что стряслось?

– Когда?

– Только что? Раньше?

– Что?

– Твой палец, Грейнджер.

– А что с ним?

Она подняла голову и моргнула, когда он уставился на нее с нечитаемым выражением лица. Ей потребовалось время, чтобы вынырнуть из собственных мыслей, и когда все же взяла себя в руки, медленно вытащила палец изо рта. Малфой так внимательно проследил за ее движением, что Гермиона занервничала.

– Ох. Я… я не знаю. Я споткнулась обо… что-то, а еще какая-то штука упала сверху и… Я не видела.

Он хмыкнул и вытянул руку.

– Дай мне посмотреть.

– Там мои слюни.

Он присел на корточки, взял ее за запястье и, взглянув на Гермиону, отогнул палец для осмотра.

– Грейнджер, твой язык недавно был у меня во рту, и ничего, я выжил. Думаю, со мной всё будет в порядке.

Она слегка покраснела, а желудок сделал один из тех кульбитов, что стали уже привычным делом в присутствии Малфоя. Впервые кто-то из них упомянул произошедшее, и от этого Гермиона лишь острее стала ощущать присутствие Малфоя. Ее тело слишком чутко на него отзывалось, и когда он качнулся вперед, она неосознанно подалась ему навстречу.

Воздух в комнате вдруг сгустился, Гермионе стало жарко и очень неспокойно, – а ведь он всего лишь трогал ее запястье. Она пришла к выводу, что это печально. Очень печально, что она так на него реагирует, но Гермиона во всем винила химикаты в кладовке и чертову форму для квиддича.

– Думаю, ты будешь жить. Он даже не кровоточит.

– Кровоточил, – до того, как она сунула палец в рот.

Его прикосновения были легкими, и это казалось странным. Если он и касался ее так осторожно раньше, она этого не замечала. Малфой всегда был более резким, грубым. А сейчас его пальцы скользили по ее коже, замирали на венках, и Гермиона думала о том, чувствует ли он сумасшедшее биение ее сердца. Он пах потом, собой и холодом, и это не отталкивало. Наоборот, ощущалось почти привычным, и она никак не могла найти причину, почему так не должно было быть.