Ее поразило собственное желание дотронуться до него. Кончики пальцев покалывало от предвкушения, в то время как суставы напряженно застыли. Хотелось протянуть руку и убрать с его лба прядь волос так же, как обычно делал он сам, огладить ладонью изгибы скул, прочертить костяшками линию челюсти. Хотелось лизнуть его. Попробовать соль и пот на его шее. Проверить, правильно ли она помнит, каков его рот на вкус. Она хотела, чтобы его вечно бесстрастное лицо окрасилось румянцем, губы припухли под ее напором, зрачки глаз расширились. Чтобы с ним случилось то, что она умела делать мастерски, – хотела, чтобы Малфой потерял над собой контроль. Но не так, как это обычно происходило между ними.

У нее тоже могло снести крышу. Потому что она имела право на то, чтобы хоть иногда отпускать тормоза. Отключить мозг и позволить чему-то еще захлестнуть себя. С тех пор как произошло Событие, Гермиона думала об этом, наверное, сотни раз, и в ее мыслях больше места занимали любопытство и размышления на тему «что-если», чем радость от того, что она не позволила себе зайти слишком далеко. И может быть… может быть, это не должно было иметь значение. Может быть, она – просто взрослая женщина, которая хотела мужчину, и может быть, именно это – чертовски верно. В этом не должно было быть ничего особенного. В конце концов, она же не влюблена. Вероятно, Малфой и стал бы ее сожалением, но Гермиона пришла к выводу, что сожалением станет и то, если она не узнает этого наверняка. Так не всё ли равно?

Всё равно. Не имело значения то, что между ними не было никаких отношений, и, возможно, они сделают вид, что ничего не случилось. Малфой не станет пытаться унизить ее или как-то досадить, учитывая его поведение в последнее время. И ей и вправду… и вправду казалось, что будет гораздо лучше, если она рискнет, чем если не сделает этого.

– Не будь нытиком, – он выпустил ее руку и поднялся, а у Гермиона чуть не случился сердечный приступ.

Или инфаркт. Что-то связанное с сердцем, когда оно вдруг останавливается, а затем резко бросается вперед, разрывая артерии и выскакивая за грудину.

Малфою потребовалась секунда, чтобы понять, что он уткнулся пахом Гермионе в лицо, – что являлось некоторым преувеличением, но в принципе было именно так, стоило ей лишь приподнять подбородок, – и быстро шагнул назад. Ему пришлось дважды постучать Гермиону по голове, чтобы та собралась с мыслями и позволила поднять себя на ноги. Именно поднять, потому что сама она могла двигаться с трудом.

– Мне надо вернуться в общую комнату, принять душ и забрать мои вещи, – Малфой посмотрел на свою руку, которой до этого держал Гермиону, и потянул за щиток на локте. – Всегда терпеть не мог эти штуки.

– Когда ты закончишь?

Он пожал плечами, зажал снятый щиток подмышкой и принялся за другой.

– Все зависит от того, насколько легко я смогу убраться оттуда. Дай мне сорок пять минут.

– Что? Ты собираешься сорок пять минут принимать душ?

– У меня свело мышцы.

– Не будь нытиком, – она ухмыльнулась, а он окинул ее взглядом, прежде чем вернуться к своей амуниции.

– Вообще-то, есть разни…

Гермиона поцеловала его. Это было не вовремя, чертовски неожиданно, и к тому же ей пришлось изогнуться, так как голова Малфоя была наклонена к щитку, но она все равно это сделала. В ней билось слишком много опасений и предвкушений, и она поддалась порыву до того, как смогла себя остановить.

И в тот момент, когда Гермиона уже поняла, что натворила, и до того, как собралась отстраниться, Малфой ответил на поцелуй. Как будто всё это время ждал этого. Был готов, как только она решилась.

Какое-то время его тело не двигалось, словно Малфою надо было убедиться в реальности происходящего, но потом он зашевелился. Зажатая защита выпала, когда он обнял Гермиону, притягивая ближе к себе. Они оба дернулись от того, что Малфой резко потряс второй рукой, стряхивая щиток, и когда тот наконец с шумом ударился об пол, мужская ладонь запуталась в густых темных волосах.

Поначалу Гермиону захлестнули эмоции: она слишком тонула в нем и в желании касаться его, чтобы сосредоточиться на своих чувствах и действиях. Наконец смогла взять себя в руки и приступила к тому, чего ей хотелось больше всего. Его волосы, его скулы, его челюсть. Она кругами гладила его шею, но напряжение от тренировки сменилось возбуждением, и ее ласка лишь заставляла его мышцы каменеть.

Гермиона обратила внимание на его руки, на то, как они скользят по ее коже, трут, сжимают. Она запоминала малейшие нюансы, чтобы потом, если захочет, смогла бы вспомнить все его прикосновения.

Малфой не позволял ей углубить поцелуй, несмотря на все ее старания. Казалось, ему было довольно просто поглаживать ее губы, прикусывать их и посасывать, но Гермионе хотелось большего. Хотелось дышать им, наполнить им свое тело. Потому что необходимость в пище, сне, воздухе вытеснялась необходимостью в нем. И это было как вдыхать и выдыхать воздух через соломинку – кое-что, но явно мало.

Его пальцы скользнули под ее футболку, но замерли в нерешительности. Гермионе захотелось встряхнуть Малфоя, чтобы тот разозлился и стал наконец действовать жестче. Но вместо этого сама запустила ладонь ему под рубашку, провела по спине, лаская гладкую кожу и напряженные мускулы. Малфой улыбнулся, возможно, потому, что мог чувствовать силу ее желания. Но он все еще себя контролировал. Все еще дразнил Гермиону, позволял ей самой проявлять инициативу, зная, чего она хочет, но не давая этого.