— Знаешь, — она обращается к Нату, — я не дотащу его до дома. Поможешь?

Я оборачиваюсь и умоляюще смотрю на своего друга. Он кивает с улыбкой и, заметив, что телефон уже прекратил вибрировать, говорит:

— Но тогда тебе придётся тащить нас обоих. Осилишь?

Сэм закатывает глаза и этим очень напоминает меня самого. Кажется, от меня она перенимает только плохое. Курение, закатывание глаз, а что дальше? Начнет пить, бросаться сарказмом и ненавидеть людей? Сарказм уже на подходе.

— Сама справлюсь, — фыркает она и обращается с Ари. — Мы с тобой ещё увидимся, красавица. А ты, — она смотрит прямо на меня, — выглядишь ещё хуже, чем обычно.

Что я там говорил про сарказм?

Сэм с Ари держатся за руки буквально пару секунд, а затем мы все идём по направлению к выходу. Я с трудом натягиваю ботинки, Сэм помогает надеть пальто, затем одевается сама, и мы прощаемся с друзьями.

— Позвони Рэджи, — советую на прощанье я. — Вечером мы зайдём.

— Мы? — не понимает Сэм.

— Расскажу по пути домой.

Последнее слово далось мне с трудом. И я вдруг осознаю, что сказал слово «домой» в отношении меня и Сэм, словно она действительно живёт со мной.

Мы выходим на улицу, и Натаниэль закрывает за нами дверь. Я кое-как плетусь, стараясь не шататься в разные стороны. Все мои усилия уходят на то, чтобы выглядеть трезвым. Парадокс какой-то. Я вспоминаю, что есть девушки, которые делают завивку, а затем начинают по утрам выравнивать волосы плойкой, делая их опять ровными. Девушки — сумасшедшие и непонятные особы, свалившиеся на голову нам — парням. Но мы не можем жить без них. Всё в этом мире взаимосвязано. И теперь я — пьяный, который надрался специально (хотя я до сих пор в этом не уверен), стараюсь выглядеть трезвым.

Ближе к часу дня мы добираемся до моего дома. Я неловко смотрю на Сэм, молча благодаря её за то, что помогла добраться. Чувствуя усталось, смешанную с ленью, я молчу, не в силах сказать ни слова.

— Значит, как ты сказал недавно, я должна зайти вечером? Мы пойдём к Нату вдвоем?

Слово «вдвоём» висит над нами, и это делает паузу ещё более неловкой. Я спешу разрядить обстановку.

— Да, зайдёшь в половину седьмого.

Она кивает и уходит. Мы не говорим друг другу «до встречи». Не обнимаемся на прощанье. Зачем? Мы не друзья. Мы, вроде как, никто друг другу. Тогда почему же ночуем под одной крышей уже два дня подряд? Почему вчера Сэм открылась мне? Может, она и не друг, но кем-то она мне всё-же является.

Знакомой по несчастью.

Я захожу в дом и закрываю за собой дверь. Тишина встречает меня так резко, словно, закрыв дверь, я отрезал себя от внешнего мира, и снова погрузился в глубокий омут одиночества. Я не должен привыкать к общению с ней, к её присутствию рядом, к тому, что она окрашивает мою жизнь в яркие краски. Я не хочу вспоминать о том, как она заставляла меня смеяться, закатывать глаза, язвить. Если вдруг её не станет рядом, я развалюсь на части, я не выдержу этого.

Но, тем не менее, я еду с ней в этот чёртов город за собакой. Мы проведём вместе целых три дня, не считая эти два. Про парадокс я уже говорил, да? Про отсутствие логики — нет, но говорю сейчас — это бессмысленно. Это неправильно. Но я снова делаю это, привязываюсь к человеку, зная, что потом станет только хуже.

Мой взгляд падает на желтую тетрадь, лежащую на столике в прихожей. Я сгребаю её в охапку и иду в свою комнату на втором этаже. Это тетрадь Ната, я узнаю его почерк, открыв первую страницу. В ней сказано про эффект Доплера. Я читаю и ни хрена не понимаю. Я не силён в науках, поэтому едва разбираю, что за ересь он написал. Но затем я вдумываюсь, и эти слова обретают смысл.

При приближении к неподвижному наблюдателю быстро движущегося электропоезда его звуковой сигнал кажется более высоким, а при удалении от наблюдателя — более низким.

Я вдруг понимаю, о чём говорится в тетради. И произошедшее с Самантой кажется таким глупым и банальным. Это очевидно — если я привяжусь к этой девушке, внутри меня буквально включится сирена. С ней я словно на иголках, в вечном страхе из-за внезапного её исчезновения, не смогу толком… любить её?

Боже, любить? Почему я вообще об этом думаю? Подобные мысли для меня теперь вообще должны быть под запретом. Нет, Кью, нельзя. Не в этой жизни. Тебе уже хватит.

Однажды я полюбил. Интересно, получится снова? И что из этого выйдет?

Нет, блять. Не думай об этом.

Ничего хорошего, барану ведь понятно. Но я ведь не случайно открыл тетрадь, и теперь думаю о будущем с ней. Случайностей не бывает.Сэм — машина с сиреной. Когда я далеко от неё, сирена кажется едва слышимой, а её тон очень низким, не режущим слух. Но я приближаюсь и, закрыв уши, стою прямо рядом с визжащей машиной, тон звука сигнализации в разы выше, чем когда я стоял на другом конце улицы. Может, действительно, проще держаться подальше от людей?

Когда у тебя никого нет, никто не сможет причинить тебе боль.