— Квентин, — вдруг резко говорит Сэм таким странным тоном, что у меня невольно пробегают мурашки по спине. — Я рассказала тебе это, чтобы ты помог принять чувство вины. Вернее, не знаю, — она отводит взгляд. — Это слишком сложно. Я боюсь спать. Боюсь жить. Боюсь даже чихнуть лишний раз. Мне нужно уехать из города, снова. Я знаю это, ведь те парни — доказательство того, что она нашла меня. Снова. Но ещё хуже в этой вечной погоне то, что я не могу нормально спать. — В подтверждение своих слов Сэм зевает, — знаешь, я ведь даже смогла перевестись в этот колледж. Боже, Кью! Какая я идиотка! Ведь именно так она и нашла меня! Господи! Я ведь несовершеннолетняя. Такая глупая!

Взгляд Сэм начинает истерически метаться из стороны в сторону.

— Эй-эй! Тише. Успокойся. Её здесь нет. Она не знает, где ты живёшь. Сколько часов в день ты спишь? — осторожно спрашиваю я, и она показывает три пальца. — Боже. Знаешь, что? У меня идея.

Однажды эта маленькая малышка излечила моё разбитое сердце. Её любовь согрела меня, избавив от какой-то маленькой частички вины. Я по-прежнему ненавижу себя за то, что случилось прошлой осенью, конечно. Может, я решусь рассказать вам, наконец, что же случилось. Но пока что я не готов. Ариэль помогла мне забыть о случившемся хотя бы на мгновенье. Может, она сможет помочь и Сэм тоже?

Я веду её на второй этаж и указываю на приоткрытую дверь.

— Ты понравилась ей. Она огорчилась, узнав, что ты ушла. У тебя есть шанс исправить это, — просто говорю я и едва заметно улыбаюсь. Сэм не понимает, часто моргая, и смотрит на дверь. Я подталкиваю её внутрь и закрываю там. Ухожу курить. Снова. А когда возвращаюсь, вижу, как она лежит рядом с Ариэль, свернувшись калачиком, и мирно спит, посапывая в унисон с малышкой. Я укрываю её пледом, который лежит на стуле, и ухожу в комнату Натаниэля.

Я клялся самому себе, что не причиню этой девушке вреда. Я искренне надеюсь на то, что произошедшее сегодня вечером — не случайно. И это не сделает Сэм ещё хуже. Я не сделаю Сэм ещё хуже. Я знаю эту девушку всего несколько дней, и мы так сблизились. Это ненормально. Это нелогично. Это неправильно. Так не должно быть. Но это происходит. С этими мыслями я засыпаю.

И мне снова снится кошмар. Я просыпаюсь в холодном поту, слыша, как Сэм тоже кричит из соседней комнаты. Мы кричим в унисон. Я успеваю подумать о том, что она, возможно, напугает Ариэль. Но затем меня резко вырубает, и я проваливаюсь в бесконечный круг ада. Один и тот же кошмар. Снова.

========== Глава 4 ==========

Кто-то ложится рядом со мной, и я открываю глаза сквозь сон. В глубине души я надеюсь, что это Сэм, сам не знаю, почему. Вспоминаю: последний раз, когда я спал с девушкой, позже привязался к ней, влюбился. Из-за меня она погибла. Чувство вины будет бесконечным, пока я сам не отправлюсь на тот свет. И мысли об этом ужасают. Я никогда не смогу простить себя за это.

Кто-то ворочается рядом и утыкается носом мне в плечо. Я чувствую, как этот «кто-то» плачет. Я открываю глаза, и мое внимание привлекают светлые локоны, на которые падает свет от фонаря на улице. Забыл закрыть шторы. Это не Ари. Не Сэм. Она ведь не блондинка.

— Твоя мама в порядке? — спрашиваю я Натаниэля. Он плачет. Едва слышно. Каждый его всхлип пронизывает меня холодной дрожью насквозь. Боже, какой я идиот. Всё слишком паршиво. Как она может быть в порядке? Она ведь зависима.

— Её упекли в диспансер. Она пролежит там полгода, не меньше. Я не знаю, мне исполняется восемнадцать через две недели, Кью. Но я не чувствую себя взрослым. Столько всего свалилось на меня в последнее время. Эти вечные передозы моей мамы, учёба, младшая сестра… Мою мать могут лишить опекунства. И начнётся возня с бумажками, и…

— Твоя мать поправится. Её вылечат. Ты повзрослеешь. А малышка у тебя просто чудо, — уверяю его я. — В самом деле, Нат, я ведь рядом.

За Рэджи я не ручаюсь. Кстати, за себя тоже. Последние слова — вранье. Сэм поймёт это. Она раскусит меня. Я сбегу, когда кто-нибудь из друзей догадается о том, что я — сын того самого погибшего в особняке бизнесмена. У них будет два варианта — сдать меня, либо скрываться вместе со мной. Каким бы хорошим ни был друг, он не поймёт меня. Никто бы не понял. Даже родной человек. Убийство не прощают. Ни одна живая душа не станет обрекать себя на вечную беготню от копов ради меня. Они не поймут, почему я сделал то, что сделал. Друзья будут считать меня чудовищем. Может, вы, конечно, думаете, что друзья существуют, чтобы понимать друг друга, принимать таким, какой ты есть. Херня! Если ты убил кого-то, и они узнают об этом, то перестанут смотреть на тебя, как на хорошего человека. Ты превратишься в дерьмо за считанные секунды. Тебя начнут презирать. Ненависть — вот что будет скрыто за маской слов: «да ладно тебе, Кью, ты не чудовище, мы все понимаем, ты вынужден был сделать это». На самом деле, они ни хера не понимают. И у меня был выбор — стать на сторону отца, и забыть о матери, которая меня любила, перестать думать о чудовищных вещах, которые он когда-либо совершал, либо же убить его, что я и сделал. Никто из моих нынешних друзей не терял мать, по-настоящему не терял. Не приносил ей цветы на могилу, не рыдал по ночам, не в силах контролировать боль в области сердца. Мне ведь было всего пять лет, когда на меня свалилось всё это дерьмо под названием «отец» и «смерть матери». Он виновен в этом. А я виноват в смерти отца. Око за око, как говорится.

— Спасибо. Мне уже легче, — Нат с каким-то сопением вдыхает в себя воздух через нос, и через какое-то время выдыхает. Это время показалось мне слишком долгим. Интересно, на сколько секунд он может задержать дыхание?

— Мы отметим твой день рождения на славу, — говорю я и чувствую, как Нат отодвигает свой сопливый нос от моей футболки. Я улыбаюсь. Хорошо, когда есть кто-то, кто может высморкаться в твою одежду. Сразу же начинаешь чувствовать себя героем.

— Сразу говорю — я не люблю сюрпризы. Кстати, я заглядывал к сестре… — начинает Нат, и я округляю глаза. Сэм — о ней-то я забыл сообщить своему другу.