— Ура! Теперь начнётся настоящий праздник! — Ариэль тащит на руках собаку, и через какое-то время начинает пыхтеть. — Знаешь, Джуд, а ты стала тяжелее.

Эй, я, вообще-то, здесь.

На моем лице нет ни тени улыбки. Друзьям весело и без меня. Раньше таких ситуаций не было. Каждый из нас троих (Рэджи, Нат, я) были в центре внимания. Да, все мы были на своей волне. Но никто не оставался в стороне. Сейчас всё иначе. В центре внимания — девушка, потому что большинство аудитории — парни (не считая ребёнка и растолстевшей предательницы-собаки). Может, моё эгоистичное «я» привыкло к вниманию с тех пор, как я повстречал Ната и Сэм?

Я сжимаю в кармане пальто тот самый леденец для Ари, который Сэм дала мне ещё в машине. Чёрт! Флакончик из-под таблеток. Его необходимо забрать из машины Ната.

Сразу скажу — никто не заметил, как я вышел из дома.

Белый пар изо рта мешает мне видеть. На улице и так чертовски темно, так ещё вдобавок очень холодно. Я едва успеваю расставить ноги в таком положении, чтобы не подскользнуться.

Благо, я не успел отдать ключи своему белобрысому Умнику. У меня есть шанс найти это пластиковое напоминание о том, что Джуд когда-то существовала, была живой, дышала, передвигалась, разговаривала.

Мне стоит попытаться забыть о ней, или хотя бы не думать большую часть времени. Почему ты не вылезаешь из моей головы, Джуди? До сих пор. Тебе не надоело?

Потому что мне — да.

Заметив, что теперь передняя дверь машины открывается не со скрипом, а с приятной тишиной, я сажусь на сиденье и начинаю искать этот чёртов флакон. Сэм однажды сказала, что мы с ней очень похожи. У нас общая проблема с родителями. Огромное чувство вины. Бессонница. Смерть близкого человека. Их обоих можно было спасти, если бы я и Сэм… мы бы что-то сделали, помешав всему этому случиться. Но бездействие — хуже и быть не может. Мы даже не попытались.

Хотя, какая разница, насколько мы похожи, если я не изменяю своим принципам? Больше никакой любви. Хватит с меня. Не хватало ещё, чтобы я подарил билет в могилу ещё и Саманте. Мало ли, всё в жизни бывает. Если я погублю и эту девушку, которая поддерживала меня всё это время, то этого уж точно не смогу пережить. Проще самому сдохнуть, но не влюбляться больше. И не влюблять в себя других.

Не зря же в слове «влюблять» есть слово «блять», означающее, что обоим не поздоровится.

Потратив на поиски больше пяти минут, я понимаю, что мне придётся вылезти из машины, и, возможно, стать раком, чтобы хорошенько поискать под сидением. Что я и делаю через пару секунд. Нехотя приземлившись коленями на холодный снег, я достаю телефон и включаю фонарик. Невольно думая о том, как же мне давно никто не звонил, и как же я скучаю по банальным телефонным разговорам, мои руки продолжают искать пластмассовую баночку с именем Джуди Холмс. К моему удивлению, под сиденьем ничего нет. Под пассажирским тоже. Но с другой стороны, если я не нашёл этот херов флакончик, значит, и Нат тоже не найдёт. Все будет нормально. Ну, относительно нормально.

Закрыв дверцу машины, я подхожу к дому. Мой взгляд жадно смотрит в окно, в то время, как Сэм замешивает тесто, видимо, на пиццу, а, может, решила сделать печенье. Если эта девушка решила что-то приготовить, это «что-то» обязательно подгорит. Праздник будет испорчен.

Отвернувшись, я достаю пачку сигарет. Я пропущу это однообразное и скучное описание того, как дым щекочет мои лёгкие, и как медленно пепел падает на блестящий снег, где снежинки отражают свет от фонаря. Решая не смотреть в это окно, я продолжаю стоять, громко постукивая правой ногой, как старый нетерпеливый ворчун. Мне бы ещё горб на спине, трубку в зубах и трость в правой руке — вылитый отец в старости (если бы он дожил). В животе заворачивается ком, продвигается выше, царапая рёбра, и останавливается где-то в горле. Я громко сглатываю слюну и трачу все свои силы на то, чтобы не смотреть в окно. Никто не помнит обо мне. Не замечают моего отсутствия. Не выбегают на улицу, крича следом «Кью, вернись!». Никому я на хрен не нужен. Наверное, так правильно. Или, вернее, я это заслужил. Не спрашивайте, насколько низкая у меня самооценка — я вам не отвечу, потому что сам не знаю. Иногда она выше крыши, иногда — ниже плинтуса.

Нижняя губа начинает дрожать от нервов, наверное. Зубы тихо выстукивают хаотичный ритм. Правая рука сжимает леденец, который я должен был отдать Ариэль. Она не замечает моего отсутствия, не решает посмотреть в окно и увидеть мой затылок, спросить «Кью, почему ты там стоишь? Заходи в дом, замерзнешь». Я так надеюсь услышать эти приглушённые сквозь стекло слова. Но, увы, тишина.

Не раздумывая, я достаю леденец, избавляю его от обёртки и засовываю в рот. На вкус как горькое разочарование и жалкая надежда на светлое будущее.

Тихо. Пусто. Темно. Одиноко.

Где же тот Кью, который совсем недавно думал о том, что любит маленькие города, потому что в них он чаще всего одинок из-за отсутствия людей на улицах, шагающих густым потоком?

Где он? Да вот же он — шагает совсем один. Недоволен тем, что он… одинок.

На часах почти восемь вечера. Ноги сами несут меня к бару. Да, я снова потрачу целую кучу времени, чтобы дойти туда снова. Второй раз за день — кажется, это мой личный рекорд. Зачем я иду туда? Я не знаю.

Ветер утих, как и собственные мысли. Всё, что случилось до этой самой секунды — уже не важно. Никто не ищет меня? Пусть. Сладкая конфета изредка стучит по зубам. Даже не хочу смотреть, который час. Зачем? Я знаю, что сейчас самое время зайти в бар, ведь он еще открыт. Я надеюсь, что там есть ещё хоть кто-то помимо той надоедливой официантки.

Открывается дверь и я врезаюсь… в неё. Пепельного цвета волосы впечатываются в мой подбородок. Она ударяется об меня лбом. Опешив, она в ужасе смотрит в глаза, а затем, понимая, что это всего лишь я, облегчённо вздыхает.