Я вспоминаю, каким был в свои семнадцать лет. Поверить не могу — это было всего лишь три года назад. Я жил один, совсем один. Завёл собаку, чтобы не чувствовать себя одиноким. Отец иногда приезжал ко мне и давал денег на еду и прочие расходы, иногда я даже брал эти деньги, когда не мог платить за жилье. На самом деле я работал и пытался ни от кого не зависеть. Отец был очень богат, у него был свой бизнес, и я мог жить с ним. Но уже тогда я понимал, что он — настоящее чудовище, и как-то причастен к смерти мамы. Я бы ни за что не ужился с ним под одной крышей. Ни за что! Собака позже умерла, спустя полтора года. Тогда я уже был знаком с девушкой. Да, той самой. Ничем хорошим это не кончилось. Глядя на Натаниэля, я понимаю, как ему тяжело. Если с его мамой что-то случится (помимо алкоголизма; до наркотиков у неё руки не доходили до этого дня), малышке Ариэль придётся худо. Отца-то у них нет. Нат не протянет без поддержки. Не проживёт без взрослого человека в доме. Он сам-то на самом деле ещё ребёнок. Ничего толком делать не умеет — весь в своей физике, в писанине, в распечатках учебников. Он даже яичницу пожарить не сумеет, даже так хреново, как Сэм.

Воспоминания о ней греют душу. Я вышвыриваю эту девушку из головы — не время думать о подобном.

— Останься, Кью. Я боюсь за Ариэль. Мне нужно уехать к маме, следует заплатить за лекарства, и… — он поспешно тараторит, вспоминая все свои предстоящие дела, но я обрываю его на полуслове, обнимая за плечи. Он благодарно смотрит прямо в глаза, отстранившись через какое-то мгновенье, и я едва сдерживаюсь, чтобы не пустить слезу. Да, парни тоже плачут, особенно когда привязываются к чужим сёстрам. Я очень люблю Ариэль и хочу, чтобы у этой малышки всё было хорошо. Как у таких хороших детей бывают настолько дерьмовые родители? Жизнь умеет шутить, только чувство юмора у неё хреновое.

На улице солнечно. Я думаю, куда бы отвести Ариэль, чтобы отвлечь от всего, что она видела сегодня. Парк — банально. Кинотеатр — водил её на прошлых выходных. Аллея цветов? Скучно. Все цветы давно завяли к осени. Теперь там обычная дорожка с лавочками. Мои размышления прерывает пролетевший мимо меня Натаниэль. За его спиной рюкзак, в кармане торчат деньги.

— Спрячь получше, чтобы не потерять, — советую я, глядя на то, как Нат нагибается, чтобы обуться, а деньги из заднего кармана начинают вываливаться.

— Спасибо, дружище, — он хлопает меня по плечу, — за всё спасибо.

Я улыбаюсь и закрываю за ним дверь. Ариэль выключает телевизор и смотрит прямо на меня. Я вздыхаю и направляюсь к дивану. Сажусь рядом с ней. Девочка смотрит на меня очень внимательно, пытаясь прочесть мысли. Я всегда хотел младшую сестрёнку, чтобы заботиться о ком-то кроме себя. Моя собака умерла, я не смог ей помочь. С девушкой тоже не вышло, хотя я старался предотвратить всё это, правда, старался. Это слишком долгая история, связанная с тем, что я впутал её в семейные дела. Она лишь хотела помочь. А вот я ей помочь не смог.

Ариэль — мой третий шанс доказать, что я могу о ком-то заботиться. Иначе я бесполезный человек. Тупая, бездарная, эгоистичная бездарность — вот кто я.

— Хочешь сходить куда-нибудь? — спрашиваю я, и Ариэль отрицательно мотает головой. Я вижу, как у неё буквально с языка срывается вопрос. Она молчит, но очень хочет спросить. Я закатываю глаза и говорю, мол, спрашивай.

— Кью, я уже не маленькая, — повторяет она. — Я хочу знать, почему маму так часто кладут в больницу.

Я удивляюсь, Ариэль такая умная. Речь развитая, мышление тоже. Она говорит не «ложат», а «кладут». Она читает книги. Она не избалована. Я хочу себе такую сестру.

— Твоя мама сорвалась, — отвечаю я. — У неё, можно сказать, слабая сила воли. Врачи лечат её зависимость. Скорее всего, её закроют в другом месте. То, что она делает, повторяется слишком часто.

Я не стал говорить ей слова, вроде: «наркотики», «нарко-центр» и подобное. Язык не поворачивается сказать Ариэль, что её мама — наркоманка.

— Она пьет алкоголь. Слишком много. После всего этого она становится невменяемой. Она уже не моя мама, — Ариэль плачет, и я снова с нежностью вытираю указательным пальцем очередную слезинку на её щеке. Мокрый след остаётся на коже. Её глаза красные — она мало спала сегодня ночью.

— Она всегда будет твоей мамой. Тебе нужно поспать, — говорю я и укладываю голову Ари себе на колени, попутно наматывая белокурый кудрявый локон себе на палец. Она с радостью пристраивается на моих джинсах и начинает сопеть, закрыв глаза.

— Ты такой хороший. Я хочу, чтобы у меня был такой братик, как ты, — Ариэль сонно шепчет и улыбается.

— У тебя ведь уже есть Натаниэль, — в растерянности отвечаю я.

— Один братик это хорошо, а два — ещё лучше.

Я улыбаюсь. Она — лучший ребёнок на свете. Паршиво, что ей так не повезло с родителями. Я невольно думаю о родителях Сэм. Интересно, какая у неё семья? Странная, как у Ната? Может, притворно-сладкая, как у Рэджи? Или такая же мёртвая, как моя? Словно услышав мои мысли, Ариэль дёргается во сне. Я приглаживаю её кудрявые волосы и продолжаю сидеть, не шевеля ногами. Кое-как дотянувшись до пульта, я включаю телевизор, уменьшаю громкость и переключаю на политический канал. Не люблю политику, но надеюсь попасть на интересные новости.

Так и случилось. В новостях говорят о смерти одного из подростков, который был тяжело ранен. Остальные по-прежнему в тяжёлом состоянии. Я покачиваю головой и переключаю канал. Пусть бурчит на заднем плане, пока я напишу смс Натаниэлю.

Время отправления: 14:55

Получатель: Умник

Текст: Как ты, дружище? У нас всё хорошо. Ариэль заснула.

Время получения: 15:01

Отправитель: Умник

Текст: Можешь переночевать с моей сестрой? Я нескоро освобожусь.

Я закатываю глаза и понимаю, если Натаниэль просит, придётся выполнить. К тому же, дома всё равно торчать бессмысленно. Я давно ищу работу, не думайте, что я бездельник. Но из одной меня благополучно попёрли, а на другой начали откровенно допрашивать для досье и прочего. Я врал им с три короба, но вдруг они догадаются, что погибший в особняке — мой отец? В общем, я решил не рисковать. До последнего я прошу помощи у друзей, иногда ночую у Ната, и чувствую себя полным идиотом и бездарью. Два месяца назад я работал официантом в местном кафе, но, понимаете, моё лицо в новостях иногда всё-же проскальзывает, поэтому, как бы я не старался, меня могут в любой момент узнать и сдать копам. Я удивляюсь тому, почему никто ранее этого не сделал. Мы с Натом и Рэджи часто смотрим новости, и я поражаюсь своему везению — моего лица ни разу не было в очередном репортаже. Да, произошедшее в том особняке было слишком громким событием прошлого года. Прошлого. Года. Сейчас это перестало быть таким важным. Но шанс опознать меня всё же есть.