— Кью, — говорит Ариэль. — Но без друзей очень плохо.

Она зевает и засыпает за считанные секунды, а эти слова зависают в воздухе над нами. Я качаю головой, целую Ари в лоб, предварительно убрав кудрявые волосы, и выхожу из комнаты, тихонько закрыв дверь. На часах ровно девять. Обычно Ариэль ложится в десять. Но сегодня она на редкость быстро уснула. Что же было здесь той ночью? Может, стоит позвонить Нату?

Я беру телефон в руки, и он громко пиликает в эту же самую секунду. На ловца и зверь бежит. Я спешу закрыть динамик большим пальцем и проклинаю человека, написавшего это сообщение. Но это не Натаниэль. Не проклятый Рэджи. Моя мать мертва. Остальная родня тоже. Тогда, кто? Номер неизвестный. Я хватаю сигареты и выхожу на улицу. Ветер сносит мне башню, я спешу зайти обратно. Плюнув на прощанье в открытую дверь, я с грохотом её закрываю (на самом деле, это был сквозняк) и ругаю про себя эту чёртову погоду — она едва не разбудила ребёнка.

Я сажусь на кухню у окна и закуриваю. Ещё одно сообщение. Не успеваю я разблокировать телефон, как приходит ещё одно. Уже третье.

«Я должна рассказать кое-что» — это первое.

«Поверь, дело не в тебе, а во мне» — второе. Мне едва хватает духу не рассмеяться вслух. Что за бред?

«Я сделала кое-что ужасное» — третье, последнее. А вот это уже интересно.

Аборт — первое, что пришло мне в голову. Её насилуют, в итоге она избавляется от нежелательной беременности, и теперь боится знакомиться с другими парнями. А те два амбала были её бывшими парнями. Или, хуже, она убивает человека и закапывает его рядом с собственным домом, залив труп бетоном и присыпав землёй. А может, её изнасиловали, и она убила того, кто это сделал. Боже. Проведя последующие десять минут в раздумьях, я забываю ответить Сэм и получаю следующее сообщение.

«Впустишь?»

Рука, державшая телефон, заметно дёргается. Я выкидываю давно потушенную сигарету (я просидел с ней пять минут и даже не заметил), и направляюсь к двери. Босые ноги шаркают по паркету. Белая футболка выглядит так, словно я в ней спал, и пришёл сюда в таком виде, потому что… реально спал в ней. Я даже забыл, что я в той же одежде, что и был вчера. Звонок Ната в час дня действительно меня ошарашил, вернее, слова, сказанные им в тот момент.

— Почему ты игнорируешь мои сообщения?! — кричит она с порога. Волосы растрёпаны. Пальто нараспашку. Щёки красные. Глаза блестят от слёз. Она безупречна. Столько огня в её глазах, и одновременно — боли, ненависти, обиды. На кого она так злится? Неужели, на меня? И зачем так кричать? Ребёнок же спит. Я поспешно выставляю руки вперёд, а затем указываю на второй этаж. Сэм округляет губы в немом «а-а-а» и всё понимает.

Она всё-таки пришла. Хотя я не дал ответ на её вопрос «ты хочешь, чтобы я вернулась».

— Откуда у тебя мой номер? — наконец додумываюсь спросить я, затаскивая её внутрь, тихо закрыв дверь.

— Рэджи, — просто отвечает она, разуваясь и снимая вещи. — Взяла его телефон и переписала, пока он курил.

Рэдж выпустил из своих рук телефон? Может, он заболел? Может, лишился конечностей? Или наконец-то избавился от привычки мазать свой телефон супер клеем? Он ведь реально не выпускает его из рук. Никогда.

— Я немного замерзла… — начинает Сэм, и я догадываюсь, на что она намекает. Я протягиваю ей свою толстовку, висевшую в прихожей, и иду на кухню ставить чайник. Она плетется за мной, свесив голову набок. Её волосы едва касаются плеч и торчат в разные стороны треугольником. Пара прядей выбивается из общей кучи, накрыв лицо.

— У тебя тут, это, ну… — блещу интеллектом я и спешу убрать волосы с её лица нелепым движением руки, едва не выбив ей глаз, — вот, так лучше.

Она потирает лицо указательным и средним пальцами (сделав акцент на среднем) в том месте, где я провёл рукой, и бурчит:

— Спасибо.

Я делаю чай, заранее спросив, сколько ложек сахара туда засыпать, и приятно удивился, узнав, что она такая же сладкоежка, как и я. Вернее, ну ненормально сыпать полторы ложки сахара в такую маленькую кружку. В детстве мама пыталась напугать меня слипшейся задницей.

Сэм едва отхлёбывает пол глотка и шипит:

— Горячий!

Я закатываю глаза и вижу её улыбку на лице.

— Рассказывай, — прошу я, не желая ждать. На часах почти десять. Я не хочу спать, но хочу избавиться от разговоров как можно скорее.

Сэм вдруг меняется в лице и встает со стула. Чай она оставляет без внимания на столе, и подходит ко мне, протянув руку. Спрашивает:

— Ты мне доверяешь?

— А ты мне? — задаю встречный вопрос я.

Она едва заметно кивает, но я успеваю словить её на неком замешательстве. Это длится всего пару секунд, затем она кивает ещё увереннее, и тогда я встаю со стула. Её тёплая рука греет мою, пока мы идем в гостиную и садимся на диван. Не знаю, почему она решает в итоге прийти именно в эту комнату.

— Не мог бы закрыть окно на кухне? Меня морозит, — просит она, и я бросаю её руку. Иду на кухню. Закрываю чёртово окно. Иду обратно с грозным шипением, скрипя ногами по полу. Понятно, почему она решила прийти сюда, на кухне стало слишком холодно. Она замечает мой недовольный взгляд и отвечает:

— Я не знаю, с чего начать, — Сэм заворачивается в мою толстовку, как в кокон, заранее поджав колени. Она буквально тонет в ней, и я вдруг понимаю, какая она все-таки маленькая. Или я большой. В том красном свитере она тоже тонула, он едва покрывал её до самых колен. Затем мои мысли меняются в другом направлении, и я вспоминаю, кто носил эту толстовку в последний раз. И свитер. И все мои футболки. Её рыжие волосы прекрасно сочетались с синим цветом ткани, с белым, серым, да каким угодно. Моё лицо мрачнеет при мысли о том, что Сэм эта толстовка тоже к лицу. Я спешу выбросить эти мысли из головы и пытаюсь вникнуть в разговор, вернее, в монолог, как я понял.