— Может, стоит сводить её к ветеринару? — спрашивает Ари, засовывая в рот целых два оладья, густо смазанных клубничным сиропом.

— Думаю, это не имеет смысла, — говорит Нат, протягивая мне стакан сока. Я вежливо киваю, развернувшись к малышке.

— Не переживай, это ведь собака. Если что-то пойдёт не так, мы обязательно вызовем ветеринара. Но, уверен, Джуди вполне может справиться сама.

Мы слышим, как кто-то стучит в дверь. Ари на радостях бежит открывать, но это всего лишь Рэджи. С удивлением и скромной улыбкой на лице, он снимает куртку, разувается, и через минуту присоединяется к нам.

— Думаю, малышка ждала кого-то другого, — говорит Рыжий, поставив на стол гранатовый сок, который принёс с собой. Ариэль его обожает.

— Увы, она ждёт Саманту, — говорит Нат.

— И не дождётся, — шёпотом говорю друзьям я.

— Почему же? — спрашивает Рэдж.

— Она вернула мне часть денег, которую отец завещал её матери. Она даже помогла мне, скорее всего (я ещё не пробовал) разобраться с той шкатулкой, отдав мне фото с датой — возможным кодом от неё.

— Ты пробовал её открыть? — Нат удивлённо смотрит мне в глаза, словно он впервые об этой шкатулке вообще слышит. Ну, не удивительно, ведь речь об этой штуковине заходила крайне редко, а вернее — никогда. Мы и о Сэм никогда не разговариваем. Мне иногда приходится отбиваться от резких нападений со стороны Ариэль, но не более.

— Нет, — достаточно резко сказал я, этим дав понять своим друзьям, что дальнейшие расспросы не нужны. Но Рэджи, как всегда, делает вид, что он не понимает намёков.

— В чем проблема? Хоть бы попробовал.

Нат молча смотрит в тарелку. Рэджи задевает больную для меня тему, да ещё и смотрит на меня как-то странно, мол, «Кью, ты какой-то придурок, честное слово». Может, он и прав. Я действительно дурак. Столько времени маяться с какой-то шкатулкой, слюнями обливаться, надеяться на то, что внутри действительно что-то стоящее, а сейчас просто… забить на неё жирный гвоздь. В этом, и правда, нет логики.

— Ладно, я на перекур. Нат, спасибо за восхитительный завтрак. Моя мать в жизни такое бы не приготовила.

Рэджи говорит это так искренне, с детской улыбкой на лице, что я невольно радуюсь за друга, ведь в этом доме он действительно не должен притворяться быть кем-то другим. Но что-то внутри меня подсказывает, что я должен пойти на улицу вместе с ним. Я знаю Рыжего не так хорошо, как хотелось бы, но здесь невооружённым глазом видно, что с ним что-то не так. Люди, которых что-то беспокоит внутри, снаружи улыбаются чаще других.

Кивнув Нату, я выхожу на улицу, предварительно надев пальто.

— Рэдж, в чём дело? — я осторожно подкатываю к нему с правой стороны.

— Через месяц мне исполняется двадцать один, Кью. В следующем году я заканчиваю своё обучение, но не знаю, что делать дальше. Мой отец постоянно поднимает руку на меня, на мою мать.

— На мать-то за что? — ужасаюсь я.

— За то, что та меня прикрывает. Мама меня очень любит. И хоть готовит она хреново, но она хороший человек. Вернее, единственный человек, кому не всё равно.

Моя рука накрывает плечо парня.

— Рэджи, нам не всё равно, — уверяю друга я.

— Правда?

— Хочешь уехать вместе с нами? — задаю встречный вопрос, так как не вижу смысла что-либо доказывать. Так сказать, иду на рожон. После моих слов Рэджи больше ни в жизнь не подумает, что нам на него плевать. И это правда. Было бы неплохо, на самом деле, если бы он уехал вместе с нами. Когда я переехал в этот город, Нат и Рэджи — единственные люди, которые не спрашивали, кто я, и почему я такой странный. Сейчас до меня начинает доходить тот факт, что эти двое, возможно, догадывались, чей я сын, и что я забыл в этом маленьком городке. Никто из них не настучал. Оба меня поддерживали. Нат, так вообще, стал моей семьей. Рэджи — хорошим другом.

— Знаешь, что? — я сбрасываю руку с плеча Рыжего и киваю ему на дорогу, — я хочу накостылять твоему отцу. Никогда не бил чужих родителей. Это, наверное, приятное ощущение, когда лепишь пощёчины одну за другой человеку, который это заслужил. Который и сам недавно тебя… о! Знаешь, что недавно Сэм учудила? — восхищённо говорю я, вспомнив, как Саманта врезала своей матери за все её грехи, а затем затыкаюсь. Рэджи удивлённо смотрит на меня, а я понимаю, что даже спустя сорок четыре дня после нашего с ней прощания до сих пор думаю о ней. Слова об этой девушке вырываются спонтанно, я даже не замечаю.

— И что же она учудила? — улыбается мой собеседник.

— Я часто думаю о ней. Рэдж, чёрт возьми. Мне кажется, я в неё…

— Я понял, — смеётся Рыжий, — но будет странно, если два парня начнут говорить о любви. Ну, в смысле, парни ведь обычно вообще такие вещи не обсуждают.

И то верно. Чего это я раскис? Вроде, хотел что-то предложить своему другу. Точно!

— Рэджи, суть не в этом. Я хочу врезать твоему отцу.

Рыжий вдруг резко обнимает меня и тихо говорит прямо на ухо: