– Я т-так думаю, сэр.

– Почему Дженкинс умер?
– снова спросил каптенармус. Неясно был, какого ответа он ждал.

– Вы не хотели его смерти.

– Да, я не хотел, - это да, тебе просто было плевать. Ты мог отправить больного человека на фор-марсель и отправил, не думая о последствиях. Может быть, тебе показалось, он забавно качается, и этого хватило.

– Вы даже не ненавидели его, - конечно, нет. Он издевается над всеми, над кем может. Даже над тобой немного. Но тебе повезло, что ты в его вкусе, и он на что-то надеется. По крайней мере, пока что. Тут адмирал задумался, таким ли безнадежным казался со стороны его собственный флирт с Элизабет. Вполне возможно. А он совсем не чувствовал и не понимал этого… Билли помолчал и потом продолжил, - Я д-думаю, иногда вы н-ненавидите себя.

Возникла долгая пауза. Неужели, правда? А казалось, каптенармус совершенно упоен собой. Не так как капитан, конечно…

– В-вот что я думаю, сэр… ночи длинные. Я мог бы говорить с вами между вахтами, когда вам нечего делать.

Щедрое предложение, а каптенармус? Вот только парень явно имеет ввиду именно разговоры. Кажется, и Клэггарт это отлично понял. Его голос зазвучал совсем глухо.

– Одиночество… Что ты знаешь об одиночестве?

Адмиралу сразу захотелось задать тот же вопрос обоим трепливым гадам.

– Люди одиноки, когда этого хотят.

Бывает и так. А знаешь, почему они этого хотят? Потому что, кури ты табак, а не то, от чего ты все время так радостно улыбаешься, ты бы понял, с кем общаешься, хотя бы прямо сейчас! И, будь у тебя кто-то любимый, с кем ты хотел бы быть рядом, но, скорее всего, никогда не будешь… Или будешь, но не обрадуешься, потому что в жизни некоторые встречи происходят не так, как в мечтах, ты бы понял еще кое-что об одиночестве.

– Ночи длинные, беседы помогают скоротать время, - пробормотал каптенармус, будто в раздумьях.

– Можно будет поговорить с вами снова? Это много значит для меня!

Еще бы! Наверняка чувствуешь себя благодетелем! Вот только каптенармусу от тебя не болтовня нужна… Хотя надо же с чего-то и начинать… А может ты как раз всё понял? Да нет. Слишком тонкие намеки, ты так не умеешь. И Клэггарт это знает. Сначала не меняя задумчивого тона, он ответил:

– Возможно, для меня тоже… - но в следующий момент вся его фигура выпрямилась, - Ооо, нееет! Ты меня очаровываешь?
– да ты сам очаровываешься, при чем же тут мальчик?
– Уходи.

Да, Клэггарт понял, что это безнадежно. А вот парнишка был не готов к тому, что разговор так окончится.

– Сэр?

– Уходи!

Парень повиновался, и вот уже только одна фигура стояла у фальшборта и била себя стеком по ладони. Спектакль был окончен.

***

Чего не ожидал торопящийся убраться и обескураженный неудачей Билли, так это столкнуться у основания лестницы со вторым помощником. Адмирал примерно догадывался, о чем в первую очередь подумал матрос, чуть не налетевший на кого-то из высшего офицерства, да еще после отбоя. Не было нужды выслушивать сбивчивые попытки заики объяснить, почему он еще не в общей спальне на нижней палубе.

– В жаркую погоду разрешено ночевать как на жилой и нижней, так и на верхней палубе, - отчеканил второй помощник и уже с человеческой интонацией прибавил, - Вы ничего не нарушили, старший фор-марсовый. Кстати, с повышением.

– Сп-пасибо, сэр!
– парнишка просиял.

– Вы его заслужили. А теперь идите спать, если уснете во время вахты, рискуете повторить судьбу Дженкинса.

– Я… Д-да, сэр. Т-то есть, есть, сэр! Я т-только хотел поговорить с каптенармусом, подумал, он ужасно себя чувствует, из-за него погиб человек… - парнишка мог бы этого не рассказывать, но он не понимал причины своей неудачи и не знал, с кем ею поделиться. Должно быть, вспомнил, что Ямаец предупредил его на счет сумки и решил, что офицер заслуживает доверия. Или решил, пусть кто-то еще попробует утешить Клэггарта? Убогий… Как есть убогий. С этим разве что Очкарик справится. Что ни день с новыми ссадинами щеголяет…

– Мистер Бадд, вы не капеллан. Вы старший фор-марсовый. Если мистеру Клэггарту нужны утешения, он знает, куда за ними обращаться.

Тон вышел резковатым. Наверно, стоило говорить с беднягой помягче. Повышение повышением, но Дженкинс умер буквально у него на руках, и его самого никто не попытался утешить. А он, несмотря на собственное состояние, старался проявить сочувствие и понимание.

– Т-так ведь капеллан, не всегда слушает, сэр. Нас у него много. А т-тут еще Дженкинс погиб… - адмирал вспомнил, что прощание зачитывали капитан и датчанин. Где был капеллан, протрезвлялся? Бушприт твою в компас! Здесь только одному человеку нельзя пить?!
– А д-друзей у него как будто и нет… С его-то должностью…

– И все же он принял эту должность.

– Так-то оно так, сэр… Но я принял должность старшего фор-марсового, хотя никем никогда не командовал. Может, и он не знал, как оно обернется.

Норрингтон заметил, что матрос заикается уже меньше. Объяснимо: беседа понемногу утрачивала официальность. Это сразу чувствуется, никакая адмиральская форма здесь не обманет. А еще они заболтались после отбоя… Адмирал, отвечая, неспешно направился к своей каюте.

– Он видел, как оборачивается у других. Вы же видели, как управляется Дженкинс.