– Я надеялся, что произошла ошибка, всё разъяснится и дело кончится примирением.

То есть, надеялся замять, как замял дело Дженкинса. Кому приходится служить…

– Правильно ли я понимаю, что, начнись разбирательство, это было бы слово Клэггарта против слова Бадда и не более того?

– Нет, мистер Клэггарт принёс в доказательство две гинеи, которыми по его словам, Уилльям Бадд пытался подкупить одного из сослуживцев, чтобы тот начал бунт.

– Что?!
– парень явно был потрясён. Адмирал обернулся к нему.

– Мистер Бадд, вам есть что сказать?

Несчастный Убогий с трудом справлялся с жесточайшим приступом заикания.

– Только не бейте, мой вам совет. Избить любого здесь могу только я, - невесело усмехнулся адмирал, и, почувствовав на себе удивлённые взгляды, пояснил, - На правах самого старшего по званию.

Раздались нервные смешки. Наказания за битьё младших по званию, действительно, не было. Всё же атмосфера несколько разрядилась: никто и представить себе не мог, как страстно всегда сдержанный адмирал мечтает воспользоваться своим правом. Мальчик отмер.

– Это меня пытались подкупить. Я разозлился… Тот парень выронил деньги и убежал. Я собирался их вернуть.

– Кто был тот парень?

Старший фор-марсовый потупился, губы его шевелились, он что-то обдумывал. Когда он поднял голову, и заговорил, в его голосе слышался вызов.

– Я не знаю. Не разглядел в темноте.

– Кому же вы собирались отдавать деньги?
– ввернул армейский.

Взгляд фор-марсового метнулся в сторону. Похоже, врать он умел плохо.

– Думал, он придёт за ними.

– А вам не пришло в голову сообщить капитану?
– не унимался армейский. Следовало заткнуть его и поскорее.

– Согласен с мистером Баддом, следовало сначала рассмотреть, а уже потом бежать с донесениями. Но, похоже, есть ещё один свидетель? Полагаю, мы обязаны найти его.

– Но в команде больше трёхсот человек! Да и кто ж в таком сознается?
– подал голос доселе молчавший кормчий. Похоже, его потому и пригласили на суд, что он редко задавал начальству вопросы. Конечно, когда речь не шла о любовных историях в отдалённых колониях… Адмирал сжал и разжал кулаки. Нельзя было отвлекаться.

– Нас интересуют только те, кто не был на вахте. Мистер Бадд, вы хотя бы примерно помните время, когда вас попытались подкупить?

– Это было после отбоя, сэр. Точнее не скажу.

– Вы находились в общей спальне?

– Нет, сэр, было жарко, я уснул на верхней палубе.

Вот же чёрт. И, главное, сам напомнил бедняге, что в жаркую погоду там разрешено спать.

– Тогда под подозрением те, у кого была ночная вахта, и те, кто ночевал на верхней палубе. И наверняка разговор кто-то слышал.

– Не думаю, сэр, - вмешался подсудимый, - Мы говорили на носовом руслене, нас заглушал шум воды.

– Вы не должны были там находиться после отбоя, - нахмурился лейтенант Сеймур. Должно быть, если б онзнал, как далеко всё зайдёт, отказался бы судить и предложил бы на своё место того же Ретклиффа или Редбёрна.

– Знаю, сэр, но он сказал, что у него важное и срочное дело. Я и подумать не мог, что он предложит!

Да, парень, думать - это явно не твоё… Ну и как прикажешь расследовать?

– Мистер Бадд, вы могли бы опознать его по голосу?

– Н-не уверен, сэр. Он г-говорил т-т-тихо и нам м-мешал шум воды.

Ну хоть заикание твоё доказали, радуйся…

– Ну что ж, едва ли кто-то покинул бы вахту, чтобы повести вас на носовой руслень. Значит, следует допросить всех, кто не был на вахте.

– Адмирал Норрингтон, - обычное благодушие почти всё улетучилось из черт капитана Вира, - Мне бы не хотелось доводить это дело до сведения матросов.

– Матросы всё равно узнают, капитан. Лучше мы скажем им всё как есть, чем они сами будут строить версии, куда исчезли каптенармус и их товарищ.

– Вам не кажется, что следует ознакомить их уже с результатом расследования?

– Без их показаний расследование не продвинется: мы не сможем вычислить провокатора.

Брови капитана взлетели.

– Провокатора? Вы хотели сказать “подстрекателя”?

– По-моему, больше похоже на провокацию. Ещё немного на заказ, но если бы каптенармуса заказали, не думаю, что мистер Бадд убил бы его при вас, в вашей каюте. Но ни о каком подстрекательстве, конечно, речи нет.