— Ну же давай, — сказал Торин. — Вставай, мы спустимся в Шёнефельде.

Я в замешательстве посмотрела на него. Его трезвые слова были словно палка, за которую я могла уцепиться. Хотя это было совершенно бессмысленно, я следовала его инструкциям и позволила поставить себя на ноги. Затем пошла вслед за ним через ужасную неразбериху во внутреннем дворе замка к лестнице, ведущей в Шёнефельде. Ветер задувал мне под ноги полу сгоревшие списки с именами. Друиды быстро ходили туда-сюда, в руках горшочки с мазью из колокольчиков Присель, которой можно излечить ожоги. Всё это я знала, но это ничего больше не значило.

Я шла за Торином на дрожащих ногах, как будто это было единственное важное задание, которое мне нужно было выполнить. Я судорожно сосредотачивалась на каждой ступеньки и настойчиво их пересчитывала, чтобы не впускать в голову никаких других мыслей. Когда мы шли через парковку я считала свои шаги. А когда добрались до рыночной площади, было уже темно, за окнами горел свет, и над городом лежала уютная атмосфера. Нормальное русло жизни казалось мне мерзким. Только что дракон причинил столько много страданий, а из книжного магазина господина Лилиенштейн лился тёплый свет, как будто ничего не случилось. У меня просто не помещалось в голову, что где-то в другом месте жизнь продолжается. Разве не должен весь мир замереть в шоке?

Торин всё время молчал, сжав губы, он зашёл в ратушу. Кабинет и процедурные комнаты моей бабушки находились на первом этаже в задней части дома. Мы прошли вдоль широкого коридора, наши шаги громко отдавались эхом.

Перед дверью Торин остановился, и глубоко вздохнул. Тихие и серьёзные голоса доносились до нас из-за двери, и я видела, как Торину прямо-таки пришлось заставить себя нажать на дверную ручку.

Когда мы зашли в помещение, первой, кого я увидела, была бабушка.

— Сельма!

Она обернулась с серьезным лицом. А потом я увидела Адама. Бледный и обессиленный, он лежал на носилках в углу комнаты. Вокруг него, с растерянными лицами, стояли Рамон и Леннокс.

— Как он? — спросил Торин. Я была рада, что вопрос задал он, потому что сама не могла произнести ни слова.

— Его тело живет, — серьезно сказала бабушка. — Я смогла его вернуть, но не знаю, как долго он продержится.

— Что это значит? — спросил Торин.

— Яд дракона очень токсичен. Он был мертв, но мне удалось вытянуть яд из его тела и залечить раны.

— Тогда почему он не просыпается? — нетерпеливо спросил Торин.

— Потому что он был мертв, часть его до сих пор мертва, — серьёзно сказала бабушка. — Его время истекло, а душа в царстве мертвых. Она уже отделилась от тела и не вернулась в свою оболочку. И не сможет вернуться сейчас, а без души его тело долго не проживет.

— В царстве мертвых? — скептически спросил Торин.

Слова бабушки эхом отзывались в моей голове, я не могла отвести взгляд от Адама.

Медленно и не обращая внимания на остальных, я подошла к нему и взяла за руку. Она была теплой, я видела, как он дышит, как поднимается и опускается грудная клетка. Он не мертв, я же вижу, что он жив.

Неужели я никогда не услышу ни одного слова из его уст? Никогда не почувствую бабочек в животе, когда он находится рядом. Я заметила, что это чувство было уже утеряно. Во мне абсолютно ничего не шевельнулось.

Я была одна одинёшенька.

Эта мысль была словно глубокая, темная дыра. Мне вдруг стало так холодно, что я начала бесконтрольно дрожать.

— Адам, — сказала я каким-то чужим, надломленным голосом.

Слегка коснулась его щеки. Я надеялась, мысленно умоляла, чтобы он пошевелился, но проходили секунды, и кроме регулярного поднимания и опускания грудной клетки, ничего не изменилось.

— Есть ещё хоть какая-то надежда? — в отчаяние спросила я бабушку.

Я не могла себе представить, что бабушка не знает хоть какого-нибудь способа, который сможет помочь Адаму.

— Завтра я опрошу друидов, но шансы не велики, — с сожалением сказала она. — С драконом Латориос сталкиваешься не каждый день.

— А ты не можешь вернуть его? — спросила я.

— Сельма, — она подошла ко мне и обняла. — Если бы могла, я бы сотворила для тебя это чудо. Но я не могу.

— Тогда что мы можем сделать? — спросила я, словно должно было быть что-то еще.

— Боюсь, уже ничего сделать нельзя, — тихо и с сожалением сказала бабушка, как будто проклинала каждое слово, которое говорила. — Он молод и силен, его тело какое-то время будет жить, даже без души. Но дольше чем полгода, ну или три четверти года, он не протянет. Адам умрет.

Рамон выругался, а Леннокс положил ему руку на плечо. Лишь Торин неподвижно стоял и пристально смотрел на Адама, как будто не мог поверить, что его брат должен уйти от нас навсегда.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвалась мать Адама.