Наконец, одевшись, Дойл велел:

 -- Пойдешь со мной. Развлекайся как хочешь, но следи за моим кубком.

 -- М-милорд, вы опасаетесь, что вас могут отравить?
– - уточнил Джил.

 -- Нет. Опасаюсь, что меня могут напоить. Так что смотри в оба -- даже за королем.

Он не стал добавлять: "Особенно за королем", -- хотя именно это и подумал.

От обычного пира этот отличался разве что антуражем -- под потолком зала были развешаны медные лики солнца, а в центре перед столом установили огромную чашу, в которой постепенно разгорался огонь. Вокруг пока неторопливо сновали ряженые в красное шуты, придворные -- тоже в основном в красном -- столпились кучками у столов, поглядывая не без жадности на выставляемые слугами блюда.

Дойл -- в черном, а не в красном, -- как обычно привлек внимание своим появлением: на время все разговоры затихли, а кучки переформировались так, чтобы дать Дойла возможность пройти к своему месту, ни с кем лишний раз не заговорив. Единственным исключением был выросший у него на пути Кэнт. Махнув своей ручищей, он радостно провозгласил:

 -- Да светит тебе солнце, принц!

Дойл скривился, но ответил:

 -- И тебе, лорд.

Кэнт расхохотался низким смехом и уже тише спросил:

 -- Ты так и не полюбил все эти пирушки, Торден?

 -- Я люблю пирушки, -- ответил Дойл, -- те, которые проходят у костра, в компании людей, готовых умереть друг за друга. А не с этими свиньями.

Кэнт снова засмеялся:

 -- Я тоже порой скучаю по тем добрым временам. Не думал никогда опять рвануть на север?

Дойл хмыкнул:

 -- Да кто мне даст. Я уже не младший принц, который может делать, что ему вздумается. Да и ты, Кэнт, давно уже не третий сын, которому наследство не светит.

Здоровяк погрустнел -- не только из-за упоминания об отце и двух старших братьях, погибших на войне с Остеррадом, но и из-за намека не лежащую на нем ответственность.

 -- Умеешь ты все испортить. А как хорошо было быть просто Стиви, на которого всем плевать.

 -- Не тот ли самый Стиви то и дело ныл, что после войны ему можно будет сразу топиться, чтобы только не подохнуть с голоду?
– - отозвался Дойл. Кэнт состроил обиженную рожу и отошел, а Дойл обернулся -- как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с леди Харроу и преисполниться желанием немедленно последовать старому совету Стиви Кэнта и утопиться.

Она сегодня не была вдовой -- в праздник солнечного поворота траур оставляли, это было время торжества жизни, на котором не было места смерти. На ней было красное платье с тонким черным кантом, и оно оттеняло ее белую кожу. Волосы не были спрятаны под вдовий убор, а только сколоты наверху и забраны нитками жемчуга. Дойл почувствовал, что у него шумит в ушах.

Не задумываясь и не сомневаясь, леди Харроу подошла к нему и сделала низкий реверанс, а потом негромко произнесла -- не то обращаясь к Дойлу, не то к самой себе:

 -- Я никогда не знала вашего имени, милорд, а сегодня случайно подслушала. Торден...
– - Дойл не любил это обращение, но он был готов забыть об этом, потому что ее губы произнесли его имя удивительно приятно и мелодично.

 -- Я...
– - ему пришлось сначала сглотнуть, чтобы заговорить, -- я надеюсь, что ваше самочувствие улучшилось.

 -- Вы знали, что мне нездоровилось, милорд?

 -- По долгу службы я стараюсь знать обо всем, что происходит в стране, -- ответил он.

 -- Даже о таких пустяках?
– - она улыбнулась и заметила: -- Я думала сообщить вам, что на время оставлю двор, но не сочла это уместным.

Дойл хотел было сказать о том, что собирался послать к ней слугу, но не нашел в себе достаточно мужества для этого и сменил тему. Почему-то ему показалось, что леди Харроу отлично поняла, о чем именно он ей не сказал -- во всяком случае, ее глаза блеснули очень лукаво и немного насмешливо. Ответив на несколько его вопросов, она сказала:

 -- Вы сегодня очень задумчивы, милорд.

Разумеется, стоило сообщить, что он думает о ее несравненной красоте (тем более, что отчасти это было правдой), но вместо этого Дойл признался:

 -- Королю нужны деньги, и я думаю о том, где их взять.

Он собирался добавить что-то вроде извинения за свою возможную рассеянность и заверить леди Харроу, что он счастлив ее видеть, но не успел -- она рассмеялась и спросила:

 -- Королю нужны деньги? Или вам?

 -- Мне. На нужды короля, -- честно ответил Дойл.

В этот момент зарубили трубы и загрохотали барабаны, и в зал прошествовал одетый в золото Эйрих. Среди своих придворных он сиял так ярко, как сияет солнце в сравнении с кострами.