Он отшатнулся. Его лицо начало меняться. Годы летели, словно пробили дамбу. Он

вдруг стал тощим стариком с красными глазами. Они стояли не в логове чародея, а в

пустой мастерской княгини московской, пыльной и пахнущей мокрой шерстью и

женщинами. Внутренняя дверь была заперта.

– Стерва! – проревел Касьян. – Гадина! Ты посмела? – он наступал, но теперь

спотыкался. Он уже не был защищен, а Вася не забыла дни под деревом с Морозко. Она

уклонилась от его дрожащей руки, встала перед ним и вонзила кинжал между ребер.

Касьян закряхтел. Кричал призрак. Чародей не кровоточил, но бок Тамары истекал

кровью там, где Вася ранила Касьяна.

Призрак согнулся и рухнул на пол.

Касьян выпрямился, не раненый, и наступал снова, скаля зубы, древний и не

убиваемый. Вася подняла с усилием Марью и пятилась к двери. Марья шла с ней, дрожа,

ее шаги снова были живыми, хотя молчала, и ее глаза были как у девочки в кошмаре.

Ребра Васи, казалось, пронзают кожу с каждым шагом. Касьян все еще был с мечом.

– Некуда идти, – прошептал Касьян. – Ты не можешь меня убить. И город горит,

убийца. Ты останешься в башне, пока твоя семья горит.

Он увидел ее лицо и рассмеялся. Его пустая яма рта широко раскрылась.

– Ты не знала! Глупо не знать, что будет, если выпустить жар–птицу.

Вася услышала низкий рев снаружи, словно миру пришел конец. Она подумала о

полете жар–птицы над деревянным городом ночью.

«Я должна убить его, – подумала она, – даже если это будет последним, что я

сделаю», – Касьян снова наступал, подняв меч. Вася оттолкнула Марью и уклонилась от

меча.

Слова Дуниной сказки зазвучали в ее голове:

«Кощей Бессмертный прячет свою жизнь в игле в яйце, а яйцо в утке, а утку в

зайце…».

Но это была лишь сказка. Тут не было иглы или яйца…

Мысли Васи словно остановились. Тут была только она. И ее племянница. И

бабушка.

«Ведьмы, – подумала Вася. – Мы видим то, что другие не могут, и делаем увядшее

настоящим».

И Вася поняла.

Она не мешкала. Она бросилась на призрака. Одна ладонь впилась в вещицу, которая

точно висела там на горле серого существа. Это был когда–то камень, он напоминал в

руке кулон Марьи, но был хрупкий, как скорлупа яйца, словно годы и горе выели его

изнутри.

Призрак скулил, словно ощущая и агонию, и облегчение.

Вася встала, сжимая кулон, лицом к чародею. Ее ребра болели ужасно. Она

подавляла боль.

– Отпусти это, – сказал Касьян. Его голос стал тонким. Он прижимал меч к горлу

Марьи, его ладонь сжимала ее волосы. – Опусти, девочка. Или дитя умрет.

Но за ней вздохнул едва слышно призрак.

– Бедный бессмертный, – сказал голос Морозко, но тише, холоднее и слабее, чем

когда–либо.

Вася выдохнула с гневом и облегчением. Она не видела, как он пришел, но теперь

стоял, чуть темнее тени, рядом с призраком. Он не смотрел на нее.

– Думал, я всегда буду далеко от тебя? – шепнул бог смерти Касьяну. – Я всегда был

на удар сердца в стороне.

Чародей крепче сжал меч и волосы Марьи. Он смотрел на Морозко с ужасом и долей

болезненной тоски.

– Что мне до тебя, старый кошмар? – рявкнул он. – Убей меня, ребенок умрет

первым.

– Почему не пойти с ним? – тихо спросила Вася у Касьяна, глядя на клинок его меча.

Кулон был теплым в ее руке, бился, как маленькое сердце. Такой хрупки. – Ты вложил

свою жизнь в Тамару, и ни один из вас не мог нормально умереть. Ты мог лишь гнить. Но

это закончено. Лучше уходи и обрети покой.

– Никогда! – рявкнул Касьян. Его рука с мечом дрожала. – Тамара, – лихорадочно

сказал он. – Тамара…

Красный свет проникал в окно, становился ярче. Не свет дня.

Тамара шагнула к нему.

– Касьян, – сказала она. – Я любила тебя когда–то. Идем со мной, обретем покой.

Глядя на нее, как утопающий, Касьян не заметил, как немного ослабил хватку на

мече. Чуть–чуть…

Вася из последних сил бросилась, схватила меч и толкнула. Он упал, и Вася

оттащила Марью к себе и обняла, игнорируя боль в ребрах и руках. Она порезала ладони о