Шрифт:
моя вина. Я освободила жар–птицу. Но Полуночница… сказала, что ты можешь погасить
огонь.
– Уже нет. Я слишком много себя вложил в камень, и он разрушен, – сказал он
голосом без чувств. Но он грубо поднял ее. Где–то вокруг себя она ощущала огонь, знала,
что ее кожа корит, что она почти задохнулась от дыма. – Вася, – сказал он. В его голосе
было отчаяние? – Это глупо. Я ничего не могу. Ты должна вернуться. Нельзя быть здесь.
Вернись. Беги. Живи.
Она едва слышала его.
– Не одна, – выдавила она. – Если я вернусь, то с тобой. Ты потушишь огонь.
– Невозможно, – вроде бы сказал он.
Она не слушала. Ее силы почти пропали. Жар, пылающий город почти пропали. Она
поняла, что умирает.
Как она забрала Ольгу отсюда? Любовью, гневом и решимостью.
Она впилась окровавленными слабыми ладонями в его мантию, вдохнула запах
холодной воды и сосны. Свободы лунного света. Она подумала об отце, которого не
спасла. Подумала о других, кого еще могла спасти.
– Полуночница… – начала она, задыхаясь. – Полуночница сказала, что ты любил
меня.
– Любил? – парировал он. – Как? Я – демон, кошмар. Я умираю каждую весну и буду
жить вечно.
Она ждала.
– Но да, – устало сказал он. – Я любил тебя, как мог. Теперь ты уйдешь? Живи.
– И я, – сказала она. – По–детски, как девушки любят героев, что приходят ночью, я
любила тебя. Так вернись со мной и покончи с этим, – она схватила его за руки и потянула
из последних сил со всей страстью, гневом и любовью, что в ней были, и вытащила их
обоих в пылающую Москву.
Они лежали, запутавшись, на земле в нагревшейся грязи, огонь почти добрался до
них. Он моргнул в красном свете, все еще идеальный. На его лице было потрясение.
– Зови снег, – закричала Вася ему на ухо поверх рева. – Ты здесь. Москва горит. Зови
снег.
Он едва ее слышал. Он поднял взгляд на мир вокруг них с удивлением и ноткой
страха. Его ладони были в ее руках, они были холоднее, чем у живых.
Вася хотела кричать от страха и спешки. Она ударила его по лицу.
– Слушай меня! Ты – король зимы. Зови снег! – она схватила его за голову сзади и
поцеловала, прокусила его губу, размазала свою кровь на его лице, просила его быть
живым, настоящим и достаточно сильным для магии. – Если это были твои люди, –
выдохнула она в его ухо, – спаси их.
Он посмотрел ей в глаза, немного осознанности вернулось на его лицо. Он встал на
ноги, но медленно, словно под водой. Он крепко сжимал ее руку. Ей казалось, что лишь ее
хватка держит его здесь.
Огонь словно заполнил мир. Воздух выгорал, оставался только яд. Она не могла
дышать.
– Пожалуйста, – прошептала она.
Морозко резко вдохнул, словно дым ранил и его. Но, когда он выдохнул, поднялся
ветер. Ветер как вода, ветер зимы, такой сильный, что она пошатнулась. Но он поймал ее,
не дав упасть.
Ветер был все сильнее, отгонял огонь от них, отгонял огонь подальше.
– Закрой глаза, – сказал он ей на ухо. – Иди со мной.
Она так и сделала и вдруг увидела то же, что и он. Она была ветром, тучи собирались
над дымом в небе, полные снега. Она была ничем. Она была всем.
Сила собралась где–то в пространстве между ними, между ее вспышками осознания.
«Нет магии. Есть вещи. Или их нет», – она ничего не хотела. Ей было все равно,
жива она или мертва. Она могла лишь ощущать, как собиралась буря, как дышал ветер.
Морозко был рядом с ним.
Это была снежника? Еще одна? Она не могла отличить снег от пепла, но шум огня
чуть изменился. Нет, это был снег, и он посыпался густым занавесом зимней бури. Он
падал все быстрее, и все для нее стало белым, над головой и вокруг. Снежинки остужали
ее обожженное лицо. Тушили огни.
Она открыла глаза и оказалась в своей коже.
Руки Морозко отпустили ее. Снег размывал его черты, но ей казалось, что он
выглядел робко, боязливо удивлялся.
У нее не было слов.
Она просто прислонилась к нему и смотрела на снегопад. Ее обожженное горло
болело. Он молчал. Но стоял смирно, будто понимал.
Они долго так стояли, а снег все падал и падал. Вася смотрела на безумную красоту