Вася держала Соловья в конце отряда, но теперь улыбалась.

– Держись, – сказала она Кате. Сжав младших крепче, она погнала Соловья. И конь

радостно понесся галопом.

Остаток пути до деревни Кати Василиса Петровна и великий князь Москвы мчались

галопом бок о бок. Крики становились все громче, пока всадники приближались, а потом

женщина, одиноко стоящая в стороне, крикнула:

– Аннушка! – кони перепрыгнули не до конца убранные обломки забора, и их

окружили.

Соловей замер, двух младших передали в руки рыдающих женщин.

Всадников благодарили, слышались крики и молитвы, вопли:

– Дмитрий Иванович! – и – Александр Пересвет!

– Василий Храбрый, – сказала Катя жителям деревни. – Он спас всех нас.

Жители завопили громче. Вася нахмурилась, а Катя улыбнулась. А потом девочка

застыла. Одна женщина не вышла к толпе. Она стояла одна, едва заметная в тени избы.

– Мама, – выдохнула Катя, и ее голос послал заряд боли по Васе. Катя сползла с бока

Соловья и побежала.

Женщина раскрыла объятия и поймала в них дочь. Вася не смотрела. Было больно.

Она посмотрела на дверь избы. На пороге стоял маленький крепкий домовой, с янтарными

глазами, пальцами–прутиками и улыбкой на лице, покрытом сажей.

Она увидела его лишь на миг. Потом толпа приблизилась, и домовой пропал. Но

Вася думала, что увидела ручку, поднятую в приветствии.

14

Город между рек

– Что ж, – радостно сказал Дмитрий, когда лес скрыл деревню Кати, и они поехали

по ровному снегу. – Ты сыграл героя, Вася, все хорошо. Но хватит играть, нам нужно

спешить, – пауза. – Думаю, твой конь со мной согласен.

Соловей брыкался, радуясь солнцу после недели снега, радуясь, что с него сняли вес

троих человек.

– Согласен, – выдохнула Вася. – Бешеный, – добавила она коню недовольно. – Ты

можешь хоть пытаться идти?

Соловей соизволил послушаться и теперь подпрыгивал и вскидывал ноги, пока Вася

не склонилась, чтобы заглянуть хмуро в не кающийся глаз.

– Что же такое, – сказала она, Дмитрий смеялся.

Они ехали дотемна в тот день, двигаясь все быстрее с течением недели. Мужчины

ели хлеб в темноте, выезжали с первыми лучами, пока тени еще окутывали деревья. Они

следовали путями лесорубов, срезали, где можно было. Снег был со льдом сверху,

глубокий снизу, и идти было сложно. После недели только Соловей из всех лошадей был

бодрым и довольным.

Последней ночью перед Москвой темнота настигла их в роще на берегу Москвы–

реки. Дмитрий остановил их, посмотрел на широкую реку. Луна почти не светила, тучи

закрывали звезды.

– Лучше заночуем здесь, – сказал князь. – Завтра будет легко, к середине утра будем

дома, – он слез с коня, бодрый, хоть и похудевший за долгие дни. – Сегодня выпьем

больше медовухи, – добавил он, повышая голос. – И, может, наш воин–монах поймает нам

зайцев.

Вася спешилась с остальными и убрала лед с морды Соловья.

– Завтра Москва, – шептала она ему, сердце колотилось, руки замерзли. – Завтра!

Соловей без тревоги выгнул шею и ткнул ее носом.

«У тебя есть хлеб, Вася?».

Она вздохнула, сняла с него седло, потерла его, скормила корочку и оставила искать

траву под снегом. Нужно было наломать хвороста, убрать снег, развести костер, вырыть

яму для ночлега. Мужчины теперь звали ее Васей, дразнили, пока работали. Она, к ее

удивлению, не расстраивалась из–за их грубого юмора.

Они смеялись, когда Саша вернулся. Три мертвых зайца висело в его руке, за плечом

виднелся лук. Мужчины обрадовали, поблагодарили его и поставили мясо тушиться. Огни

костров бодро трепетали, мужчины передавали фляги медовухи и ждали ужин.

Саша пошел к Васе, роющей себе ямку для сна.

– Все хорошо? – спросил он чуть скованно. Он так и не понял, каким тоном говорить

с братом, который был сестрой.

Вася хитро улыбнулась ему. Его решительные старания уберечь ее в пути спасали от

одиночества.

– Я хотела бы поспать на печи и съесть похлебку, которую готовил кто–то другой, –