По наблюдениям Л. С. Выготского, младенец убежден, что таким же, как у него, «всезнайством», способностью понимать все без слов и разъяснений обладают и взрослые. Например, в 1,5–2 года он может обращаться к родителям, когда ему что-то нужно, одним лишь словом «пожалуйста», не заботясь о том, чтобы уточнить, что он хочет. Ребенок убежден, что все его желания родителям известны (т. 4, с. 316).

Пока каналы души ребенка свободны, он способен на то, в чем взрослые уже беспомощны. Например, ему доступна особая способность интуитивного постижения мира. По наблюдениям К. Юнга, «детям свойственно жуткое качество – инстинктивно чуять личные недостатки воспитателя. Они лучше, чем хотелось бы, чувствуют правду и ложь» (169).

По этому же поводу сетовал известный иллюзионист Эмиль Кио: «Для нас, иллюзионистов, самый “страшный” зритель – дети. Они очень часто догадываются о механизме фокуса. Дети не обременены высшим образованием, законами физики… Любую проблему они решают элементарно. Однажды после представления ко мне подошел мальчик и передал пухлую тетрадку, в которой описал механизмы всех моих фокусов. Представляете, на семьдесят процентов угадал! Если же расспросить после моего представления две тысячи взрослых, они вам дадут две тысячи решений – исходя из своего образования, личного опыта и субъективного мнения. Безнадежное дело! Ну, может быть, один только ответ будет правильным».

Опытные педагоги из своего опыта знают об интуиции детей, существующей в активном состоянии до того, как сложится их способность к логической аргументации и словесному выражению мыслей. Она лучше любого интеллекта позволяет им чувствовать и различать почти недоступное будущему рассудочному познанию. «Люди солнца» из рассказа Достоевского, как мы помним, всё понимали без лишних слов.

Золотой век не знал нынешней языковой разделенности людей. Видимо, это характерно и для младенца. Показательно становление речи ребенка. При нормальном развитии младенцы начинают лепетать в возрасте пяти месяцев. На этой начальной фазе они произносят самые разные звуки, но, по утверждению ряда авторов, очень похожие на звучание всех имеющихся языков мира. Глухие от рождения дети тоже проходят через эту фазу, хотя они никогда не слышали ни одного слова. «К концу первого года жизни первая фаза заканчивается, и лепет ребенка постепенно переходит в разговорную речь, которую нормальный ребенок все время слышит вокруг себя» (11, 176). То есть усвоение опыта имеет место, но не оно является механизмом психического развития. В нем младенец находит лишь некий частный вариант (образец) этого развития.

Как и у людей золотого века, у младенца нет страха перед смертью, связь с иным миром позволяет ему ощущать себя «почти бессмертным». Он будто бы знает что-то неизвестное (точнее – забытое, вытесненное из сознания) взрослым о далеких началах и бесконечном продолжении существования человеческой души. Еще Фрейд заметил, что бессознательное в человеке ведет себя так, будто оно бессмертно. Если выйти за пределы психоаналитической терминологии, можно сказать более обобщенно: все изначальное в ребенке, еще не порабощенное сознанием и разумом, чувствует свое бессмертие. Отсюда – нередкие проявления у детей повышенной готовности к самоубийству, особенно при появлении каких-либо обид. Они, будто наслушавшись рассказов о «жизни после смерти», не прочь посмотреть сверху на то, как обидчики станут переживать их потерю, чувствовать вину перед ними и сожалеть о своих действиях.

Показательны роль и место любви в жизни младенцев. Видимо, они, как и люди золотого века, пребывают в Царстве любви. Любовью должен жить человек, чтобы сохранить свое подобие Богу, поддерживать единство с Ним и всеми его творениями. Так жили люди золотого века, с такой установкой приходит в этот мир и новорожденный. Любовь – это нечто самое истинное, что чувствует (еще в утробе матери) и в чем остро нуждается нарождающееся человеческое существо. Способность любить изначальна в человеке и сущностна для него.

Младенец подобен людям золотого века и в том, что чувствует себя родным существом для природы. Причем не только физически, но и духовно – на каком-то невидимом и непонятном разуму уровне.

Известно, злая собака не тронет младенца, он смело подходит к ней, треплет ее – порою совсем не безобидно. Не укусит его и змея. Еще древнекитайский мудрец Лао-цзы, говоря об изначальном единстве человека с природой, замечал: «Младенца не ужалят ядовитые змеи». Даже ступни малолетнего ребенка приспособлены к свободному передвижению по жесткой, не асфальтированной природной стерне. Он не чувствует колкости неровностей почвы, мелких камней, стеблей скошенной травы. Существует даже убеждение, что изначально детям дана способность понимать язык животных.

Киплинг близок к истине в своей фантастической истории о том, как беспомощный человеческий детеныш Маугли, оказавшись в джунглях, нашел любовь и поддержку в волчьей стае, у медведя Балу, пантеры Багиры. А затем стал признанным лидером животного мира джунглей. Нам непонятно, почему звери не съели младенца по имени Маугли. Хотя любой звереныш – прекрасная пища для них. Нередко даже свой собственный. Известно, например, что самка белого медведя вынуждена прятать потомство от самца.

Что-то недоступное нашему пониманию чувствуют звери в человеческом детеныше. Он «свой» для всех природных существ, даже находящихся между собой в неприязненных отношениях (например, для собаки и кошки, волка и медведя). Они как бы чувствуют в нем нечто высшее, призванное, по определению Библии, «владеть» природой. Единство с природой обеспечивается также абсолютной естественностью малолетнего ребенка, господством любви в его натуре, отсутствием в поведении агрессивности и лживости.

Только с годами, пройдя начальную школу приобщения к цивилизации, ребенок отрывается от природы, становится для нее чем-то искусственным, представляющим уже иной мир, поэтому чуждым и даже враждебным. Да и сам он начинает видеть со стороны природы главным образом угрозы своей безопасности. Повзрослевшего ребенка родители, а затем и многочисленные учителя «безопасной жизнедеятельности» уже вынуждены учить, как вести себя в этой «страшной и жестокой» природной среде, – не подходить к собаке, остерегаться змей, диких животных, бояться темного и чужого леса, стихийных природных явлений. Прав М. М. Пришвин: любить природу – это духовное состояние (121).