Мы доехали до отворота с трассы на село Лазурное, расположившееся в живописном месте, на склоне горы Кастель и спустились туда пешком. Из села к морю. На берегу, порядком исковерканном стройкой пансионата "Лазурный", среди деревьев и кустов на склонах, то тут, то там торчали палатки какого-то полусамодеятельного туристического лагеря, в котором совершенно свободно себя чувствовали различного рода неформалы зачатую хиппового вида.

Мы прикинули, что места нам здесь явно будет не хватать и отошли немного подальше по берегу, пока не нашли нормальную, хотя и несколько загаженную поляну. Люди - свиньи, срать у себя под носом - для многих в порядке вещей. Прибравшись на ней, разошлись в разные стороны для заготовки дров, что в условиях довольно посещаемого места оказалось делом довольно проблемным.

Соорудили костер и стали готовить себе обед, совмещенный с ужином. Ну, а раз такое дело, то наша синяя емкость стала главной героиней сегодняшнего вечера. Рассыпали по мискам макароны с тушенкой и наполненные рубинового цвета жидкостью, алюминиевые кружки пошли гулять по кругу. За горы! За поход! За нашу замечательную команду! За Крым! За Училище! И еще много за что. На свежем морском воздухе красный портвейн усваивался очень хорошо и был вкусен необычайно.

Саня, Володя и Дима ходившие вокруг да около с заговорщицким видом, шмыгнули куда-то в кусты. "Куда они пошли?" - поинтересовался Ильдар. "Да наверное в санаторий на блядки пошли..." - ответил я неспешно, поскольку и мне уже было довольно-таки хорошо. "Я им сейчас устрою блядки! Стоять!" - рявкнул Ильдар и диким кабанчиком ломанул за ними через кусты, а через некоторое время буквально пинками, выгнав обратно на поляну.

Тихоня Звягин тем временем, начал петь во весь голос "Aufviederseen meine kleine, aufviederseen!" - чего за ним в трезвой обстановке никогда не замечалось. После чего зазвучал "Karl Marks sсhtadt" - это тот, который в переводе на русский звучал, как "Ландыши" и "Strasburg, meine liebe Strasburg". "Ну них.я себе, сказал я себе..." - переглянулись мы с Деркачом - "А Леха-то и петь умеет на немецком!"

Подведение итогов тем временем, плавно перешло в шабаш. Балховитин все порывался пойти искупаться, причем пойти он хотел напрямую, не обращая внимания на обрыв, высотой метров в пять, скопанный при обустройстве предполагаемой набережной. Пару раз его едва успевали поймать, после чего он заплакал и залез в палатку, подальше от ненавидящих его упырей. Ильдар с Лехой, как самые старшие, все порывались пойти и избить хиппи в ближайших кустах. Их еле отговорили и они весь оставшийся вечер собирали воедино наше взбесившееся воинство...

*****

Утро встретило нас головной болью, а некоторых и приступами тошноты. Стали подсчитывать потери. Одна палатка оказалась заблеванной от пола до потолка, включая все имущество. Вова решил ночью посмотреть на лунную дорожку, да видать в темноте не рассчитал и улетел вниз с обрыва. Пришел в лагерь с ободранной мордой, без своей шапки и утром, чистя зубы и поминутно кривясь, вычистил один зуб. Вместе с Балховитиным, упавшим в куст держидерева, они составляли весьма колоритную парочку.

Вместе с Вовой мы пошли искать его шапочку - "пидорку". Обойдя лагерь по берегу, нашли ее на склоне, из которого торчали гранитные валуны и имевшем на себе свежие следы от летавшего здесь тела. "Ёо-пт..." - протянул Вова, - "Трезвый бы наверняка убился..." "Не ссы, Вован, везет дурака и пьяницам! А мы совмещаем в себе эти два замечательных свойства!" - успокоил его я. "Теперь еще блять и заблеванная палатка, вместе с вещами... как теперь все это переть?" - огорченно покачал он головой.

Тем временем, лагерь, полуразгромленый вчера, начал снова сворачиваться. Звягин на просьбы спеть что-нибудь по-немецки, только слегка краснел и опускал взгляд. Ильдар почему-то ни в какую не хотел останавливаться для приведения себя в порядок в Алуште, а упорно хотел ехать в Сосновку, на последнюю ночевку. Его видимо смущал наш внешний вид и в гости к людям во главе компании с такими рожами, он идти не хотел.

В Сосновку, так в Сосновку. Не могу сказать, насколько колоритным был вид нашего уставшего, ободранного, но непобежденного, заросшего щетиной войска. Войска, меньше всего напоминавшего будущих офицеров, а больше похожего на бредущих по набережной Рабочего Уголка бомжей. Но то, что мы привлекали внимание гуляющих жителей и гостей города - это да! Саня встретил каких-то своих знакомых, которых в городе у него было пруд пруди и, на какое-то время задержался, разговаривая с ними. Может быть еще и поэтому, нами не заинтересовалась местная милиция.

Добредя до троллейбусного кольца, мы погрузились в салон и поехали к месту ночевки в отсыревших палатках и практически, без запаса еды, имея лишь остатки хлеба и пакет с горохом. По пути, уже в троллейбусе на Балховитина начал наезжать какой-то не совсем трезвый придурок. Пришлось его немного успокоить, после чего он сидел у задней двери и плакал пьяными слезами. Опустевшая Сосновка предстала перед нами довольно унылой и тихой. Тишину нарушал лишь гул проезжающих по трассе машин. Туристы, пройдя свои маршруты, убыли к месту жительства. Было тихо и начал моросить мелкий, противный дождичек, пропитывая сыростью все наше имущество.

Костер не хотел разгораться ни в какую, все было сырым и противным и вызывало злость. Потому что рядом была Алушта и нормальные бытовые условия. Но, настойчивость и чувство голода победили, огонек постепенно отвоевал себе место под зашедшим за горизонт Солнцем и наше варево начало понемногу пузыриться, предвещая скудный, но долгожданный ужин. "Блять... до послезавтра тут сидеть..." - со злостью процедил Дима.

Наше уныние было прервано возгласом - "Вот они где!" К месту готовки пищи приближались мои и Санины родители - "Собирайтесь, поехали!" Ильдар, видимо поняв, что отвертеться не удастся, стал с хмурым видом собирать вещи. Всех остальных однако, не пришлось долго уговаривать. Мы разделились. Король и Остапенко поехали к нам, но поскольку у нас был ремонт, то остальные - к Сане. Где привели себя в порядок, нормально поели и переночевали.