– Сестра, подойдите.
– И услышал шелест высохшего рта. Язык, как тяжелая гиря, еле ворочался во рту. Однако меня услышали. С шорохом павших листьев обвивающее меня тело задвигалось и освободило глаза. Я открыл их и увидел Это. Да, это была Она. Вся сотканная из дымки, едва проступившая в нашей реальности, некий уже не дух. Но еще и не нормальное тело.

– Какая же ты красивая! Интересно, а ты когда танцуешь , сиськи колышатся и подпыгивают?

– Я уничтожу тебя!
– Заверещала она шепотом. Но видимо от своей злости потеряла концентрацию на воплощение в реальность, и стала более прозрачной на вид.

– А еще я люблю упругие накачанные попки, как накачаешь - приходи! Устрою тебе день-забег на длинные дистанции...

Она уловила сексуальную подоплеку слов, но не поняла мое предложение.

– Ты поплатишься за свои слова!

– Тебе в какой валюте? Или деревянными тоже сойдет?

Она еще больше истончалась и со страстным выдохом исчезла из реальности. Злодейка. Не умеешь, держать себя в руках - не чего играть в игры взрослых дядь.

Я подвигал руками и ногами. С исчезновением змеи появилась легкость во всем теле. И появилась боль от шрама на животе, с левого бока. Хорошо, что той, старой, боли нет. Я поднял руки и посмотрел на них. И тут заметил браслет на левой руке. Змейка с мой мизинец, обвитая вокруг запястья, в медном исполнении, с тщательными прорисовками чешуи и глаз.

– Больной, вам еще нельзя двигаться!
– Услышал я чей-то женский голос...
– Не вздумайте вставать.

– Сестра, а мне там ничего лишнего не обрезали?

– Вы про свой инструмент?
– Рассмеялась сестричка.

– Про него... Вот вдруг...

– Бросьте, больной. Ну, каждый второй спрашивает об этом. Кому нужен ваш друг? Если жене только...-Расхохоталась она.

– Ну вы тоже...Да и не женат я.
– Улыбнулся сквозь появившуюся боль.

– Вообще, все на месте, про операцию вам расскажет хирург, но насколько я знаю- опухоли вам вырезали. Так что отдыхайте и набирайтесь сил.
– Послышался шум ее шагов, уходящих к другим пациентам.

Я закрыл глаза. И начал обдумывать ситуацию. Змея на руке, разрезанное брюхо, опухоли, вырезанные хирургом, и ... восемь чешуек на моих кроссовках...Кстати, а где они?

– Сестра, сестра!
– Вновь позвал я сестричку.

– Да, больной. Надо что?

– Воды бы попить, и скажите пожалуйста. А где мои вещи? И обувь..

– Все храниться в пакете в камере хранения. Не переживайте, у нас не пропадает ничего, все под замком храниться и только под роспись с наличием документы выдается.

Она попоила меня из обитого горлышка эмалированного чайника, и, поправив простынь, ушла дальше по своим делам.

Лежа под тонкой простынкой, глядя на трещины в больничном потолке, я решил, что теперь то постараюсь исправить свою жизнь. Хотя, я вру себе. Стоит только выйти из этих покоев Панацеи, и я начну вновь воровать, обманывать и убивать. Невозможно выйти из этого порочного круга, и вот эти, непонятные сны о сворованных чешуек - видимо от усталости.

"Но если хоть сколько-то дойдут... Я такой же, как и вы..." Штрафбат...

На выпуклом щите была прибита снятая с лица кожа, вместе с развернутым скальпом. Были отчетливо видны в мельчайших подробностях ноздри, открытые веки и приоткрытый рот. В сами глаза были вставлены голубоватого цвета каменья, из раскрытого рта свисал свалявшийся от воздействия времени и жары, сушенный язык. Сам образ прибитого над воротами града щита навевал страх. Этому способствовали столбы ворот, состоящие из множества бедренных костей, попеременно связанных в вязанки, и составленные в сам столб. На стыках тут и там торчали свисающие привязанные за длинные волосы отрубленные людские головы. Одним из самых непонятных пучков было прибитое в левом углу ворот ожерелье. Только присмотревшись, можно было понять -это нанизанные на медную толстую проволоку отрубленные кисти рук. И вот теперь, когда вы понимали в какой ужасный град входите, то открывали для себя самое ужасное, все эти части тел слегка шевелились. Если они прекращали двигаться, то выходил человек с длинным кнутом, и начинал охаживать им врата и все что было на них, и тогда приходили в движение застывшие части тел. Это выглядело страшно и противно, но видимо главе града нравилась подобная красота. Потому, что дальше по входной улице виднелись сотни стоящих пик, на которых были нанизаны и головы и части тел как людей, так и нелюдей . Подойдя к воротам, я замер от ужаса, но голова над ними спросила меня, шевеля свалявшимся высунутым языком:

– Кто?

И я ответил: - Сергей.

– Куда.

– К Смерти.

– Зачем?

– Кощей послал, за водой.

– Иди.

И я пошёл. Как вошёл в открытые врата, они со скрипом начали закрываться за мной. Стараясь не оглядываться, направился по пустой улице в сторону видневшегося замка с острым длинным шпилем. И был остановлен шепотом слева:

– Дай попить, Странник...

А у меня с собой ну ни глоточка нет. Все выпили с Усом когда шли к Древу Кощея. Приглядешвись, я отшатнулся, головы на пиках тоже были живыми, изнеможденными, с полувысохшими белками глаз. Они иногда потряхивали гривою напрягая и расслабляя мышцы на шее, что выглядело ужасным.

– Кто с вами то сделал?
– Спросил в ужасе у заговорившей головы я.

– Госпожа была милостива, она даровала нам еще несколько дней жизни.
– Ответил мне обрубок.
– Воды, странник... Дай попить.

– Нет ни чего. Но я постараюсь принести на обратном пути...
– Пообещал я.

– Я подожду, но помни, и ты о своем обещании.
– Прошептала голова.

Город был полупустым. Стражники в основном своем были скелетами, носившими полурассыпавшуюся от времени одежду и съеденную ржой доспехи. Торговцы представляли собой странный собирательный образ умудренных жизнью остатков частей людей. Зомбаки, так назвала бы их нынешняя молодежь, а мы говорили - тело в поссмертии. Я видел страшное на пути к замку самой из милостивых богинь. Тут и заживо сжираемые люди, души; выпиваемые как коктейль мысли и подаваемые как особо шикарные блюда мечты людей. В торг шло все. Ничем не гнушались истинные владетели послесмертия. Они поставили на широкую ногу торговлю частями людей, и тем, что составляло саму суть человека.