Держаться за рукояти и одновременно смотреть на, периодически подсвечиваемое, поле боя, оказалось весьма удобно. Я нашёл свою танкетку, которая сверху выглядела не так уж и смехотворно, и вовремя дал команду Ложкину на поворот в нужную сторону. Посчитав, что мы отъехали достаточно, я сказал:

– А теперь поверни на девяносто градусов влево.

Танк замедлил ход и остановился.

– Это как, командир?
– удивлённо спросил Ложкин.

– Часы представляешь?
– ответил я вопросом на вопрос, после небольшого раздумья.

– Ну, представляю, - осторожно сказал Ложкин.

– Представь, что мы стоим по направлению к цифре "двенадцать", а нам нужно повернуть на "девять".

Танкетка заверещала своим слабосильным движком и ловко крутанулась влево.

– А теперь вперёд, - сказал я, не отрываясь от командирского прицела.
– Мне надо, чтобы мы с тобой заехали на вершину холма.

Движок танкетки взвыл и мы медленно тронулись вперёд, практически сразу ощутимо задираясь передней частью машины кверху. Судя по всему, склон здесь был достаточно крутой. Через несколько секунд, опасаясь, что мы вот-вот можем перевернуться, я приказал Ложкину остановиться. Мой гениальный план по просачиванию в тыл противника через фланг на большом удалении внезапно дал трещину, столкнувшись с предусмотрительностью гейм-дизайнера.

Карта в командирском прицеле оставалась непроницаемо-тёмной, однако гулкие звуки выстрелов и разрывов продолжали проникать сквозь чахлую броню танкетки. Хорошо, наверное, иметь ночной прицел.

Поскольку запасного плана у меня не было, приходилось придумывать его "на ходу". И удачная мысль посетила меня немедленно. Бой длился уже достаточно долго и обе стороны практически израсходовали осветительные снаряды. А у меня такие снаряды ещё были. И если предупредить своих союзников, когда я смогу подсветить поле боя, они получат преимущество. И в благодарность, может быть, выслушают меня и помогут связаться с полковником Комаровым.

План был настолько гениальным, что прежний гениальный план казался полным убожеством. Особенно с учётом того факта, что танкетка уже стояла на крутом склоне и её пушка смотрела по-зенитному в небо. А ведь я её смогу задрать ещё выше средствами вертикальной наводки орудия!

– Глуши мотор, - сказал я Ложкину, вытащил из боеукладки осветительный снаряд, который по форме не отличался от бронебойных, но имел в средней части по окружности жирную белую полосу.

Вдохновленный простым, но невероятно эффективным планом, лихо толкнул снаряд в казённик и закрыл затвор. Получилось так быстро и молодцевато, что я на секунду возгордился своими успехами, распрямил спину и тут же набил здоровый синяк на плече.

Теперь предстояло задрать ствол орудия и я приник правым глазом к прицелу наводчика, одновременно устраивая руки на штурвальчиках. Оказалось, что небо, хоть и укутанное тучами, выглядело в прицеле всё-таки чуть-чуть светлей, чем непроницаемо-чернильная темнота, укрывшая склон холма. Поэтому я отчётливо видел неровный край вершины, въехать на которую так и не решился. Повернул на четверть оборота штурвальчик вертикальной наводки и перекрестье прицела медленно поползло вверх, а кусок абсолютной темноты в нижней части поля зрения, стал уменьшаться.

Тем неожиданнее стало появление чёрного пятна, мгновенно почти полностью заслонившего собой небо. Несколько мгновений я растерянно смотрел на него, потом повернул штурвальчик дальше, смещая поле зрения прицела ещё выше и вдруг понял, что смотрю на контур башни танка. Прямо у меня на глазах, с другой стороны холма на самую вершину медленно вползала вражеская машина. И что характерно, никто её, кроме меня, не видел.

Понимая, что у меня есть всего несколько секунд, я быстро посмотрел в командирский прицел и не обнаружил синюю точку танка противника напротив зеленой точки своей машины. Получалось, что я его увидел случайно, лишь потому, что "неправильно", с точки зрения игрового процесса, использовал свои возможности. Но как привлечь внимание союзников?

Я схватился за микрофон рации, одной рукой прислоняя к голове наушники, но услышав множество, перебивающих друг друга, голосов, понял, что быстро поднять тревогу не сумею. Оставалось последнее средство: атаковать вражеский танк и надеяться, что мне удастся если не подбить тяжёлую машину - а судя по размеру башни, танк был из числа тяжёлых - то хотя бы повредить её, и привлечь к ней внимание. Терять мне было нечего: как только меня обнаружат, до выноса из боя моей танкетки останутся считанные секунды.

Я бросил наушники и снова припал к прицелу наводчика. Чужой танк как раз переваливал через гребень холма и был виден целиком, причем позади него виднелась, задранная в небо, пушка ещё одного танка!

Быстро подведя штурвальчиками перекрестье прицела на середину тёмного силуэта, я задержал дыхание и что есть силы дёрнул за спусковой рычаг. Пушка звонко грохнула и боевое отделение заволокло дымом, но мне было не до этого. Прижавшись, выпученным от изумления глазом к прицелу наводчика, я провожал взглядом длинную светящуюся линию, протянувшуюся от моей танкетки к грозному силуэту вражеского танка. Ё-моё! Я же зарядил осветительным!