– Ну, вот что, у меня мало времени, пора начинать репетицию. Кстати, мы готовим к выходу премьеру «Любовь и астрономия». Премьера должна состояться в начале декабря. Приходите во вторник, – он посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Никиту, – вдвоем. Я назначу вам испытательный срок две недели, и, думаю, мне хватит этого времени, чтобы сделать выбор. Желаю удачи, и увидимся на следующей неделе.

На протяжении всего нашего разговора, Алиса не произнесла ни слова и что-то записывала в блокнот.

– Если вы хотите знать мое мнение, то он выберет тебя, Никита. Ты подходишь ему больше, много знаешь о театре, живешь в Москве, учишься в театральном вузе. Не расстраивайся, Ольга, подыщи что-нибудь другое. Хочешь, я помогу, у меня есть связи в других театрах.

– Вы очень добры, Алиса Михайловна, спасибо, увидимся во вторник.

Я поспешила к выходу, через секунду меня догнал Никита.

– Ты чего так быстро убежала, расстроилась?

– Отчего мне расстраиваться?

– Ну, оттого, что меня почти утвердили на должность помощника режиссера, а тебе вежливо дали пинка под задницу.

– Нам же сказали приходить во вторник вдвоем.

– Не будь дурой, – сказал Никита и протянул мне сигарету.

– У меня свои есть, – ответила я и почему-то на него не обиделась.

Мы медленно приближались к станции метро, курили и живо делились впечатлениями. Желтые листья путались в волосах, накрапывал мелкий осенний дождь, я ждала минуту нашего расставания, как ребенок укола врача, зажмурив глаза от страха.

– Я решил благородно уступить тебе свое место в театре, – неожиданно сказал Никита. – Туда я больше не вернусь.

– Не вернешься? – удивилась я. – Но почему?

– Потому что этот Жук – старый козел, он не сделал ничего для того, чтобы заинтересовать нас. А эта проститутка… забыл, как ее зовут…

– Алиса? – Я на секунду онемела от такой честности.

– Да, она влюбилась в меня с первого взгляда. Идите, говорит, Ольга, в другое место. Как ты не послала ее на хер, удивляюсь.

Я посмотрела на ситуацию его глазами, и мне уже этот театр не казался таким загадочно-воздушным.

– А эта вахтерша, она же гардеробщица, она же отдел кадров. Сиди, говорит, кукуй. Вот они там все и кукуют, деньги государственные получают ни за что. А эти часы без стрелок, помнишь?

– Кстати, по этим часам все сверяли время, когда заходили в театр, – сказала я.

– Идиоты, я же говорю.

– А кабинеты, с бумажками вместо табличек, – вспомнила я.

Мы хохотали так громко, что нам сделала замечание проходившая мимо пожилая женщина.

– Проститутка, – крикнул Никита и побежал в сторону метро.

Я инстинктивно рванула за ним, постоянно оглядывалась и хохотала как ненормальная.

– Вот такие бабки выползают каждый день из своих квартир и травят жизнь нормальным людям, вроде нас с тобой. Их нужно сразу ставить на место, чтобы думали, прежде чем разинуть поганый рот.

– Почему ты такой злой? Мы обидели пожилую женщину.

– Ой, ты тоже превращаешься в зануду. Так, тебе в метро, мне на остановку, прощай.

Он повернулся ко мне спиной, еще один последний шаг, и он скроется за поворотам. Мелкая морось медленно превращалась в ливень…

– Никита.

Он остановился не поворачивая головы. Я подбежала к нему, но не знала, что сказать.

– Может, ты оставишь мне свой номер, я позвоню во вторник, а вдруг ты передумаешь, и мы встретимся здесь у метро и вместе пойдем в театр, а?

– Нет, я не оставляю свой номер незнакомым, – ответил он и набросил капюшон себе на голову.

Он увидел автобус, следующий в нужном ему направлении.

– Восемь, девятьсот двадцать шесть, один, один, один, один, семь, восемь, девять, четыре, – крикнул он в последнюю секунду и запрыгнул на нижнюю ступеньку отъезжающего транспорта. – Позвони во вторник утром. Если у меня не будет никаких планов, я приду для того, чтобы развлечься.

Наконец наступил вторник. Я уже допивала свой утренний кофе, когда тетка появилась на пороге кухни. Мы почти не разговаривали и жили, как хозяин и маленький котенок, которого принесли домой с улицы из жалости. Я старалась реже бывать дома, вот и сегодня хотела уйти до того, как она проснется, но не успела.

– Доброе утро, – сказала я и попыталась покинуть кухню.

– Доброе, – ответила тетка. – Нам нужно поговорить.

Не нравились мне эти «нужно поговорить». Я уже знала, что она собирается мне сказать, и старалась избегать разговоров. Она жила одна и давно научилась справляться с одиночеством. Это была ее реальная жизнь, она ей нравилась. Тетка хотела, чтобы я уехала, это ее право, я понимаю, но уезжать мне было некуда. Так мы и жили, как немой и глухой.