— Вроде того, — я покраснела до ушей и вцепилась пальцами в колени. Господи, и зачем папа рассказал ему про Веню? Это была очень плохая идея…

— «Вроде»? Что же, вы уже расстались? — из неясных ответов следуют неправильные выводы. — Недолговечные отношения — бич нашего времени… — эта фраза звучала так вычурно, так светски брезгливо, что мне показалось, будто я разговариваю с каким-нибудь высокородным снобом, а не со старым другом. Меня разозлил его тон. И это придало уверенности.

— И не говори! Я была так разочарована, когда услышала, что вы с Викочкой развелись, — её имя я выделила особенно визгливым голосом и несвойственной мне интонацией. — Такая жалость! Но что поделать, теперь это сплошь и рядом…

Слава весь позеленел. Он не поворачивал головы в мою сторону. Да, наконец-то я выцепила его из этой паутины холодной любезности. Теперь разговор, начавшись с привычной нам обоим перепалки, пойдёт лучше.

— Мы не разводились. Просто решились пока пожить отдельно. — Слава старался собрать в кулак остатки выдержки.

Ах, да. «Они разошлись» — сказал папа. Какое туманное выражение — оно может значить всё, что угодно. Разошлись по разным квартирам или даже городам. На пару дней, неделю или несколько месяцев. На время. Разошлись, чтобы вновь встретиться. Даже как-то обидно.

— Мы можем поговорить о чём-то другом? — голос его, казалось, сделался чуть миролюбивей.

— Пожалуйста! У нас широкий выбор тем: можем вспоминать детство, толковать об урожае картошки на даче тёти Лизы… Можешь рассказать мне о своих приключениях в армии или институте.

— А ты можешь рассказать мне о своих приключениях с теми фриками — мне так и не довелось об этом услышать…

Это был удар ниже пояса. Это было больно. Но этого стоило ожидать.

— Нет. Нееет! — неожиданно рассмеялась я. — О чём угодно, только это не трогай.

— Что за детский сад, Ник? — Слава смотрел безжалостно, будто бы упиваясь моей беспомощностью. — Много лет прошло, теперь это не имеет значения. Давай, расскажи мне, что там случилось. Мне всегда хотелось знать, почему твои друзья так неожиданно исчезли.

— Нн-не надо… — мои глаза наполнились слезами.

— Не надо? — издевательски произнёс Слава. Он поднялся и навис надо мной. — Почему же, подруга? Мы столько лет не виделись, я так скучал. Жил по накатанной, надеялся, что однажды мы встретимся и ты всё же объяснишь мне одну любопытную вещь… Как можно было променять человека, который с рождения заботился о тебе, любил тебя, считал чуть ли не сестрой, на кучку каких-то обдолбанных проходимцев? Мм, не хочешь ответить, Ника? Может, я тебя чем-то обидел, а? — он больно сжал мои плечи. — Так сильно, должно быть, обидел, что ты втоптала меня в грязь: молча сбежала, а потом и того лучше — прогнала от себя. Из-за чего это всё, Ника? Я просто жажду узнать!

— Представь, что в твоём прошлом произошло некое событие — страшное, неправдоподобное, отталкивающее… — я захлёбывалась слезами. — И теперь оно преследует тебя всю жизнь. И для тебя стираются грани вчера и завтра. Нет больше прошедшего, нет предстоящего. Только бесконечно длящееся настоящее — пугающее и вязкое, неотвратимое и непримиримое.

— Что? Что это такое? — он в исступлении тряс стул, на котором я сидела.

— Они убили меня. Похоронили вместе с собой. Только им посчастливилось умереть по-настоящему, а мне выпал жребий бродить дальше среди живых. Я как мертвец, которому никто не закрыл глаза.

— Ты можешь говорить нормально? — он несколько смягчился.

— Теперь, теперь всё снова плохо. Мне снова страшно. Они нашли меня. Он меня видел. Он жив. Я не знаю, что делать… — я зарыдала навзрыд.

— О ком ты? Кто он? — Слава опустился передо мной на колени. — Это тот парень, да? Тот темноволосый парень?

— Нет! — я зарыдала с новой силой. — Я расскажу тебе… — шептала я сквозь слёзы. — Я всё расскажу тебе… Потом, когда буду готова. Пожалуйста, подожди ещё немного. Ты всё узнаешь.

Слава молча поднялся. Он дотронулся ладонью до моих волос, потом резко развернулся и покинул комнату. Через минуту хлопнула дверь.

Все мои слёзы мигом высохли. Наедине с собой, моим уделом оставалось тихое горе без внешних проявлений. Я расскажу ему. Он должен знать. Он единственный, кто действительно имеет на это право.

«Ты снилась мне сегодня. Мы были в «Детском мире» и покупали плюшевого карася» — сообщения Вени всегда поднимают мне настроение. Даже если кажется, что это невозможно. Спасибо ему.

«Ты единственный, кто помогает мне окончательно не запутаться» — дрожащими пальцами, ещё не отойдя от нервного шока, я набрала ответ.

Вскоре пришёл папа, а потом и брат. Они удивились отсутствию Славы, а я ничего не объяснила. Я посмотрела на папу тем самым затравленным взглядом, с которым срослась тогда, пять лет назад. Он понял, он не стал ничего спрашивать. Он дал мне скрыться в моей комнате.

Я должна дочитать свой дневник. Дочитать и отдать его Славе. В конце концов, он с самого начала предназначался именно для него.